Элевсинские мистерии

Элевсин – небольшой греческий городок на берегу моря, имеющий вековую историю священных мистерий. Элевсинские мистерии длились более тысячелетия и имели бесчисленное количество посвященных, сначала в Греции, затем по всему Средиземноморью. По археологическим данным первое святилище в Элевсине было построено в 15в до н.э. Мистерии Элевсина были дарованы людям Деметрой. В их основе лежит легенда о Деметре и Персефоне (римск. Церера и Прозерпина).

Закрыто Святилище Элевсина было римским императором Феодосием I Великим указом от 392, в интересах борьбы с язычеством и укреплением христианства. Конец существования мистерий предположительно наступил в 396 году, по причине разрушения Элевсинского кладбища и Элевсиниона в Афинах Алларихом (вестготами).

В наши дни от Элевсина, прибрежного города недалеко от Афин, остались одни руины, на которых растут маки.Мак был священным растением Персефоны, а также зернышко граната, колосья, нарцисс.

Реконструкция Храмового комплекса Элевсина.

Современный вид Элевсина.

Загадка Элевсинских Таинств издревле бередила умы людей. Что переживал посвящаемый в Мистерии? Разглашение тайн происходящего в Мистериях каралось смертью, согласно Афинскому законодательству. Хотя по сообщению Диодора, на Крите в давние достопамятные времена можно было свободно говорить о Мистериях. Это касалось Мистерий Деметры проводимых в Кноссе. Также о Мистериях упоминает Геродот – «каждый год в Афинах совершается празднество в честь Матери и Дочери, и кто угодно, кто желает, из Афин или откуда-то еще, может быть инициирован в Мистерии». Стар и млад, женщины и дети, и даже рабы могли получить посвящение. Только после вторжения Персов в 490г. до н.э., иностранцам, не говорящим на греческом, было запрещено участвовать в Мистериях.

Ответ на вопрос - что же переживал посвящаемый в Мистерии, стремился найти также и известный археолог, посвятивший много лет раскопкам Элевсина – George Mylonas, Ph.D. В своей работе «Eleusis and the Eleusinian Mysteries», (© 1961 Princeton University Press, 1989 renewed Princeton University Press) он делится своими надеждами и чаяниями, которыми он жил, копая Элевсин.

«Годами, начиная с юности, я пытался понять, каковы же факты [об Элевсине]. Надежда за надеждой, таяли от нехватки монументальных свидетельств. Вера, что будут найдены надписи Иерофантов, являющиеся записями ритуалов и их значений, окончательно увяла. Ни открытию подземной комнаты, бывшему мечтой моей юности, ни находке архивов культа Элевсина не дано было осуществиться. Последний Иерофант унес с собой в могилу секреты, которые переходили из уст в уста, из поколения в поколение, от одного верховного жреца другому. Толстая, непроницаемая завеса покрывает обряды Деметры, защищая их от любопытных глаз современных студентов. Сколько знаменитых ученых корпели ночами и днями над книгами, надписями и произведениями искусства в попытках приподнять эту вуаль! Как много диких и остроумных теорий было предложено для объяснения Мистерий! Как много ночей провел и я стоя на ступенях Телестериона, освещенный магическим светом Средиземноморской Луны, в надежде уловить настроение посвящаемых, надеясь, что человеческая душа может проникнуть туда, куда не добираются исследования рациональный ума! Все напрасно – древний мир хранит секрет своих Мистерий, тайны Элевсина остаются не раскрытыми»

(пер. Ahhyrr Atman).

Несмотря на такое не очень ободряющее начало , все же можно попытаться вдохнуть этой тайны. Приблизиться к ней через впечатления от созерцания сохранившихся руин, камней, ваз, саркофагов, и слов людей живших во времена Мистерий!

Да, мы не узнаем все и до конца. Но мы причастимся немного этой жизни, составлявшей одну из эпох жизни человечества. Отправимся в путешествие, раскрыв свои созерцательные способности, и прикоснемся к образам средиземноморских событий, всплывающих в воображении.

 Гомер выделил два места куда попадают после смерти – Аид и Элизиум. В Аиде ходят подобно теням, лишенные разума (лишь Тиресий сохраняет память, и с ним беседует Одиссей). Ахилл же говорит, что лучше был наемником у небогатого человека на земле, чем тенью царствующей среди теней.

В Элизиум попадает Менелай, ибо он муж Елены, зять Зевса.

Гутри предположил, что в Элизиум попадают те, кто прошел посвящение в Элевсине (W.K.C. Guthrie, Orpheus and Greek Religion: A Study of the Orphic Movement (London: Methuen &Co. Ltd.,1935), 149.)

Это предположение интересно уже в силу схожести звучания «Ἠλύσιον» и «Ἐλευσίς». Кроме того, хронологически, мистерии Элевсина, известные еще в Микенскую эпоху, были современны Гомеру.

До нас дошли известные изречения Софокла и Пиндара, говорящие об особой счастливой загробной участи прошедших мистерии. «Когда мы читаем свидетельства, написанные великими людьми античного мира, - говорит Милонас, - драматургами, мыслителями, когда мы смотрим на монументальные храмы Элевсина, возведенные великими политическими фигурами – Писистратом, Кимоном, Периклом, Адрианом, Марком Аврелием и другими, затруднительно было бы верить, что Мистерии Элевсина были пустым детским предприятием, задуманным хитроумными жрецами для одурачивания крестьян и невежд. Нет, они были философией жизни, захватывающими саму субстанцию, смысл, и дарующие частицу истины жаждущей человеческой душе. Эта вера укрепляется когда мы читаем у Цицерона, что самым превосходным и божественным, что дали миру Афины, были Элевсинские Мистерии. Давайте вспомним, что мистерии длились два тысячелетия, эти два тысячелетия они сохраняли и облагораживали человечество. Стало быть, следует быть благодарными значению и важности Элевсинских обрядов в до-христианскую эру. Когда варварское христианство завоевало средиземорский мир, обряды Деметры уже, возможно, выполнили свою миссию пред человечеством и подошли к концу» (пер. Ahhyrr Atman).

АРХЕОЛОГИЯ И ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТА

Вальтер Ф. Отто «Смысл Элевсинских мистерий»:

«Как утверждал на заре IV в. до н.э. Исократ, богиня, прийдя в Элевсин, дала нам две вещи: во-первых — плоды полей, коим мы обязаны своим переходом от животной к человеческой жизни, а во-вторых — ритуалы , участие в которых дарует нам утешительную надежду, позволяя без страха взирать на бренность человеческой жизни и на бытие в целом. Далее, продолжает Исократ, Афины (с которыми Элевсин к тому времени давно уже породнился) передали и то, и другое всем остальным, причем самым великодушным образом — распространяя религиозные и земледельческие блага в полной мере на всех. О том же свидетельствуют авторитетнейшие источники последующих столетий. В речи, произнесенной в 59 г. до н.э., Цицерон, представляя депутацию из Афин, заявил, что это тот город, в котором зародились "образованность", религия и земледелие и откуда эти величественные дары передавались в другие страны. Мы знаем, что подношение пшеничного колоса играет ведущую роль в этих мистериях.

Греческое имя, Деметра, несомненно, происходит из доэллинской культуры, о чем свидетельствуют многочисленные обычаи и представления, связанные с ее почитанием, в частности с аркадскими культами. В Фигалии существовала легенда о Деметре Мелайне; чья деревянная статуя представляла собой женщину с головой лошади, держащую в одной руке дельфина, а в другой — горлицу (Павсаний, 8, 25), что уже само по себе свидетельствует о том, что это богиня поистине космических масштабов».

Мы видим, что Деметра была Великой Богиней и ее культ непосредственно касался вопроса жизни и смерти как в космическом масштабе (природный цикл произрастания и увядания), так и в масштабе жизни отдельного человека (рождение/смерть/дальнейшее существование).

Деметра Эфесская, воплощающая плодородие. 2в. Археологический музей Неаполя.

В Аттике считалось, что мертвый "принадлежит Деметре".

Насколько глубоко это воспринималось самими греками видно по надгробиям.

На многих надгробиях священной дороги, как можно предположить, изображалась Деметра, сидя приветствующая новоприбывшего, то есть покинувшего земной мир (стоя изображалась Персефона). Это предположение можно сделать не только исходя из сюжета, но и из того, что сидя в креслах часто изображались боги, и на многих плитах сохранились подписи. Однако, музейные подписи именно к надгробиям гласят не более чем «сидит женщина».

Мистериальные сюжеты изображались также на саркофагах. На саркофаге 2в. н.э., находящемся в музее при Ахенском соборе, изображены три сцены из гимна Деметре. Примечательно, что Ахенский саркофаг был привезен императором Карлом в 800 году и предназначен для сохранения посмертных его останков. Аналогичные саркофаги с почти такими же рельефами есть в Риме и во Флоренции.

Археологический музей Афин. В руках у Деметры младенец и некий священный предмет.

Ахенский саркофаг.

Слева мы видим Деметру, с факелами, в колеснице запряженной змеями. Справа на колеснице Аидоней похищающий Персефону. Деметру здесь узнать не трудно. Среди прочих описаний ее в орфическом гимне Деметре есть следующие строки:

«В таинствах Бромия Ты принимаешь участие , Део. Огненный факел несешь, с ликованьем следишь за серпами, Хтония, милая всем, кто в трудах обретает усладу. Зевсу благое Дитя родила Ты, пречистая Дева.

Ты в колесницу Свою запрягаешь свирепых драконов, С возгласом "Эва!" летя вкруг священного вечного трона».

Вернемся к надгробиям. На некоторых из них изображенные фигуры в руках держат птицу. Образ птицы был связан с душой еще со времен Древнего Египта, где птицей изображалась «ба» - одна из «душ» человека. Также на надгробиях и сосудах изображены атрибуты мистериального культа:

- ленты (повязки).Согласно одной из версий, повязывание ленты символизировало усыновление человека богиней.

- шкатулки.В шкатулках , по всей вероятности, хранились священные предметы, полученные посвященным при посвящении в Мистерии.

- некий священный предмет

- зеркало (изображаемое как на надгробиях, так и на сосудах). Принято считать, что если на сосуде или шкатулке изображена женщина с зеркалом, то речь идет о свадебной сцене, где девушка в предверии жениха, прихорашивается среди порхающих служанок и эротов. Все же, возможно, сюжеты с зеркалами на погребальных плитах имеют несколько иной смысл, если принять версию, что зеркала использовались в Мистериях. Зеркала обычно делали были из бронзы. При свете факелов посвящаемый мог вглядываться через зеркало в потусторонний мир. Практика использования «магических зеркал» сохранилась и описывалась еще в 19в. Для древнего человека, воспринимающего мир сакрально, а не рутинно, созерцание своего отражения и отражения всех предметов, само по себе было необыкновенным и завораживающим, и обладало первоначально не только утилитарным, но и магическим значением. Следы такого восприятия сохранились в русских народных сказках.

Это некоторые надгробия, из большой коллекции надгробий, представленных в Афинском музее Археологии и музее Керамикоса. Особенно трогательно, часто изображаемое рукопожатие, которым встречает богиня новоприбывшего.

На последнем надгробии в руках женщины мы видим тот же священный предмет, который обычно держит Персефона (см. бронзовую статуэтку и статую выше). Что служит в пользу предположения, что на надгробиях изображали именно Персефону или Деметру.

Этот археологический материал крайне важен, для того, чтобы нам прочувствовать, что повествование о богах не было мифом для людей, это была живая вера, которой проникнута была вся жизнь человека, все его социальные и ритуальные деяния.

Посвященный в Мистерии чувствовал себя под защитой богини. Он уже знал, о том, что будет его ждать после смерти. Сами Мистерии давали ему уже при жизни этот опыт загробного существования, как мы можем судить по отзывам оставленным античными авторами. Недаром умерших Афиняне называли «Demetrioi» - «людьми Деметры».

С событиями мистерий был связан и погребальный культ. Поминальные ритуалы также были проникнуты символикой Мистерий. Об этом можно судить по росписи сосудов , в частности для возлияний. Сюжет которых – посещение надгробий родственниками, обеспечивающими надлежащий ритуал: повязывание на надгробия (дерево, омфал) лент, и осуществление возлияний. Основные ритуальные предметы: ленты, лампы, зеркало, корзина, шкатулка, сосуды для возлияния, колпак. Возлияниям умершим предкам был посвящен последний день Мистерий.

Археологический музей Афин. На этих сосудах особенно ясно, что сюжет касается мистерий. На сосуде слева – зеркала. На сосуде справа – дадух и Триптолем.

СЮЖЕТНАЯ ЛИНИЯ МИСТЕРИЙ. ЛЕГЕНДА О ДЕМЕТРЕ И ПЕРСЕФОНЕ.

Основную информацию об учреждении Мистерий сообщает «гимн Деметре» приписываемый Гомеру. Содержание гимна Деметре следующее.

Аидоней по договоренности с Зевсом похищает себе в жены юную Персефону. Ее мать Деметра отчаянно ищет дочь на Олимпе и на Земле.

«Девять скиталася дней непрерывно Део (Деметра) пречестная,

С факелом в каждой руке, обходя всю широкую землю

И не вкусила ни разу амвросии с нектаром сладким,

Но лишь десятая в небе забрезжила светлая Эос,

Встретилась скорбной богине Геката, державшая светоч»

Далее Геката помогала Деметре искать дочь. Обе они приходят к Гелиосу.

«Гелиос! Сжалься над видом моим, если словом иль делом

Я хоть когда-нибудь сердце и душу тебе утешала.

Дева, дитя мое, отпрыск желанный, прекрасная видом,

Слышала я сквозь пустынный эфир ее громкие вопли,

Словно бы как от насилья, однако не видела глазом».

Не найдя Персефону, Деметра приходит в Элевсин,

«У Парфенейского села колодца, где граждане воду

Черпают, — села в тени под оливковым деревом, образ

Древней старухи приняв, для которой давно уже чужды

Венколюбивой дары Афродиты и деторожденье.

Няни такие бывают у царских детей или также

Ключницы, в гулко звучащих домах занятые хозяйством».

Далее Деметра обращается к дочерям царя Келея, пришедшим за водой. Сюжет не особенно важный, но стоит его упомянуть ввиду Гомеровской этики. Как и в Одиссее откровенное вранье и двуличие практикуется в порядке вещей, не только женихами жены Одиссея, и самим Одиссем, но и Деметрой.

«"Милые детки! Кто б ни были вы между жен малосильных,

Здравствуйте! Все расскажу я. Ведь было бы мне непристойно

Гнусной неправдою вам на вопросы на ваши ответить».

И сочиняет историю про то, как ее похитили пираты.

Дочери Келея бегут доложить о ней в город, заверяя Деметру, что она быстро найдет себе работу.

 «Вряд ли из них изо всех хоть одна, после первого ж взгляда,

Видом твоим пренебрегши, твое предложенье отвергнет.

Все тебя примут охотно: богине ты видом подобна».

Деметра нанимается нянькой в семью царского рода Элевсина, нянчить юного сына царя Келея  – Демофонта.

«К чертогам отца повели ее девы.

Сердцем печалуясь милым, богиня за девами следом

Шла, с головы на лицо опустив покрывало, и пеплос

Черный вокруг ее ног развевался божественно легких.

Быстро жилища достигли любимого Зевсом Келея

И через портик пошли. У столба, подпиравшего крышу

Прочным устоем, сидела почтенная мать их, царица,

Мальчика, отпрыск недавний, держа у груди. Подбежали

Дочери к ней. А богиня взошла на порог и достала

До потолка головой и сияньем весь вход озарила.

Благоговенье и бледный испуг охватили царицу.

С кресла она поднялась и его уступила богине.

Не пожелала, однако, присесть на блестящее кресло

Пышнодарящая, добропогодная матерь Деметра,

Но молчаливо стояла, прекрасные очи потупив.

Пестрый тогда ей придвинула стул многоумная Ямба,

Сверху овечьим руном серебристым покрывши сиденье.

Села богиня, держа пред лицом покрывало руками.

Долго без звука на стуле сидела, печалуясь сердцем,

И никого не старалась порадовать словом иль делом.

Но без улыбки сидела, еды и питья не касаясь,

Мучаясь тяжкой тоскою по дочери с поясом низким.

Бойким тогда балагурством и острыми шутками стала

Многоразумная Ямба богиню смешить пречестную:

Тут улыбнулась она, засмеялась и стала веселой.

Милой с тех пор навсегда ей осталась и в таинствах Ямба.

Кубок царица меж тем протянула богине, наполнив

Сладким вином. Отказалась она. Не годится, сказала,

Красное пить ей вино. Попросила, чтоб дали воды ей,

Ячной мукой для питья замесивши и нежным полеем».

Полей – трава со вкусом мяты. Элиаде приводит смесь как: ячмень, вода и болотная мята.

 «Та, приготовивши смесь, подала, как велела богиня.

Выпила чашу Део. С этих пор стал напиток обрядным.

И говорить начала ей Метанира с поясом пышным:

"Радуйся, женщина! Не от худых, а от добрых и славных

Ты происходишь, я вижу, родителей. В царских родах лишь

Благоволеньем таким и достоинством светятся взоры».

Однако, в тот момент Метанира не догадывается, что перед ней богиня.

«Тотчас прекрасновеночная ей отвечала Деметра:

"Радуйся также и ты, да пошлют тебе счастие боги!

Сына с великим стараньем вскормить я тебе обещаюсь,

Как ты велишь. Никакие, надеюсь, по глупости няньки,

Чары иль зелья вреда принести не смогут ребенку:

Противоядье я знаю сильнее, чем всякие травы,

Знаю и против вредительских чар превосходное средство".

Молвила так и прижала младенца к груди благовонной,

Взяв на бессмертные руки; и радость объяла царицу.

Вскармливать стала богиня прекрасного Демофоонта,

Поздно рожденного на свет Метанирой с поясом пышным,

Сына Келея-владыки. И рос божеству он подобным.

Не принимал молока материнского, пищи не ел он;

Днем натирала Деметра амвросией тело младенца,

Нежно дыша на него и к бессмертной груди прижимая;

Ночью же, тайно от милых родителей, мальчика в пламя,

Словно как факел, она погружала, и было им дивно,

Так он стремительно рос, так богам становился подобен.

И неподверженным стал бы ни старости мальчик, ни смерти».

 В «Одиссее» Гомер также рассказывает, как нимфа Калипсо хотела сделать бессмертным и молодым Одиссея, но тот отказался от такой участи. А Плутарх описывает ровно то же самое только в отношении Исиды, которая потеряв Осириса, пришла в Библ и точно тот же обряд совершала над сыном царицы, и ровно тем же вмешательством матери завершается сюжет.

 «Если бы, по неразумью, Метанира с поясом пышным,

Ночи глубокой дождавшись, из спальни своей благовонной

Не подглядела. Вскричав, по обоим ударила бедрам

В страхе за милого сына, и ум у нее помутился.

Проговорила слова окрыленные в горе великом:

Так говорила, печалясь. Услышала это богиня.

Гневом наполнилось сердце Деметры прекрасновенчанной.

Милого сына, царицей нежданно рожденного на свет

В прочных чертогах, из рук уронила бессмертных на землю,

Вырвав его из огня, возмущенная духом безмерно.

"Сын Демофонт! Чужестранка в великом огне тебя держит,

Мне же безмерные слезы и горькую скорбь доставляет!"

Так говорила, печалясь. Услышала это богиня.

Гневом наполнилось сердце Деметры прекрасновенчанной.

Милого сына, царицей нежданно рожденного на свет

В прочных чертогах, из рук уронила бессмертных на землю,

Вырвав его из огня, возмущенная духом безмерно.

И взговорила при этом к Метанире с поясом пышным:

"Жалкие, глупые люди! Ни счастья, идущего в руки,

Вы не способны предвидеть, ни горя, которое ждет вас!

Непоправимое ты неразумьем своим совершила.

Клятвой богов я клянуся, водой беспощадною Стикса,

Сделать могла бы навек нестареющим я и бессмертным

Милого сына тебе и почет ему вечный доставить.

Ныне же смерти и Кер уж избегнуть ему невозможно.

В непреходящем, однако, почете пребудет навеки:

К нам он всходил на колени, и в наших объятиях спал он.

Многие годы пройдут, и всегда в эту самую пору

Будут сыны элевсинцев войну и жестокую свалку

Против афинян вчинять ежегодно во вечные веки…»

Далее текст обрывается. Продолжение начинается так:

«Чтимая всеми Деметра пред вами. Бессмертным и смертным

Я величайшую радость несу и всегдашнюю помощь.

Пусть же великий воздвигнут мне храм и жертвенник в храме

Целым народом под городом здесь, под высокой стеною,

Чтобы стоял на холме, выдающемся над Каллихором.

Таинства ж в нем я сама учрежу, чтобы впредь, по обряду

Чин совершая священный, на милость вы дух мой склоняли".

Так сказала богиня, и рост свой и вид изменила,

Сбросила старость и вся красотою обвеялась вечной.

Запах чудесный вокруг разлился от одежд благовонных,

Ярким сиянием кожа бессмертная вдруг засветилась,

И по плечам золотые рассыпались волосы. Словно

Светом от молнии прочно устроенный дом осветился.

Вон из чертога пошла. А у той ослабели колени».

«Долго немой оставалась царица и даже забыла

Многолюбимого сына поднять, уроненного наземь.

Жалобный голос младенца услышали издали сестры

С мягких постелей вскочили и быстро на крик прибежали.

Мальчика с полу одна подняла и на грудь возложила;

Свет засветила другая; на нежных ногах устремилась

К матери третья — из спальни ее увести благовонной.

Бился младенец, купали его огорченные сестры,

Нежно лаская. Однако не мог успокоиться мальчик:

Было кормилицам этим и няням далеко до прежней!

Целую ночь напролет, трепеща от испуга, молились

Славной богине они. А когда засветилося утро,

Все рассказали Келею широкодержавному точно,

Что приказала Деметра прекрасновеночная сделать.

Он же, созвавши немедля на площадь народ отовсюду,

Отдал приказ на холме выдающемся храм богатейший

Пышноволосой воздвигнуть Деметре и жертвенник в храме.

Тотчас послушались все, и словам его вняли, и строить

Начали, как приказал. И с божественной помощью рос он.

После того как исполнили все и труды прекратили,

Каждый домой воротился. Тогда золотая Деметра

Села во храме одна, вдалеке от блаженных бессмертных,

Мучаясь тяжкой тоскою по дочери с поясом низким.

Грозный, ужаснейший год низошел на кормилицу-землю

Волею гневной богини. Бесплодными сделались пашни:

Семя сокрыла Деметра прекрасновеночная в почве.

Тщетно по пашням быки волокли искривленные плуги,

Падали в борозды тщетно ячменные белые зерна.

С голоду племя погибло б людей, говорящих раздельно,

Все без остатка, навек прекратились бы славные жертвы

И приношенья богам, в олимпийских чертогах живущим,

Если бы Зевс не размыслил и в сердце решенья не принял.

Прежде всего златокрылой Ириде призвать повелел он

Пышнокудрявую, милую видом Деметру-богиню.

Так он сказал. И, словам чернотучего Зевса-Кронида

Внявши, помчалась Ирида на быстрых ногах сквозь пространство.

В город сошла Элевсин, благовонным куреньем богатый,

В храме сидящей нашла в одеянии черном Деметру».

Деметра не послушалась Ириду, все еще пребывая в гневе. Зевс передал Аидонею, чтобы тот отпустил Персефону к матери. Тогда Зевс посылает Гермеса к Аидонею:

«Все еще дух волновался ее на решенье бессмертных.

Близко представши, могучий сказал ему Аргоубийца:

"Чернокудрявый Аид, повелитель ушедших от жизни!

Зевс мне, родитель, велел достославную Персефонею

Вывести вон из Эреба к своим, чтоб, ее увидавши,

Гнев на бессмертных и злобу ужасную мать прекратила.

Ибо великое дело душою она замышляет,

Слабое племя людей земнородных вконец уничтожить,

Скрывши в земле семена, и лишить олимпийцев бессмертных

Почестей. Гневом ужасным богиня полна. Не желает

Знаться с богами. Сидит вдалеке средь душистого храма,

Город скалистый избрав Элевсин для себя пребываньем"».

 Аидоней дал Персефоне прожевать гранатовое зернышко, чтобы та не смогла остаться на Олимпе и не земле, и снова спускалась в Аид.  Интересный момент – это имя Персефоны в гимне. Сначала она зовется просто «Кора» - т.е. по греч. «дева», и только после того, как попадает в Аид зовется Персефоной. Первой ее так называет Геката, когда ее ищет Деметра.

Затем встретившиеся Деметра и Персефона делятся впечатлениями.

«Если ж вкусила, обратно пойдешь и в течение года

Третью будешь ты часть проводить в глубине преисподней.

Две остальные — со мною, а также с другими богами.

Чуть же наступит весна и цветы благовонные густо

Черную землю покроют, — тогда из туманного мрака

Снова ты явишься на свет, на диво бессмертным и смертным.

(текст отсутствует)

Также о том, как тебя обманул Полидегмон (Аид) могучий"».

Овидий дает другую версию (Ovid. Met. V, 534, sqq).:

«сказал, но дочь свою вывесть решилась Церера.

Судьбы, однако, противились: долг свой нарушила дева,

Пост свой. Бродя в простоте по прекрасному саду, достала

Плод карфагенский, гранат, с наклоненного сорванный древа,

И добыв из коры желтоватой, румяной семь зерен,

Раздавила во рту…»

Касательно гранатового зернышка, есть упоминание у Климента Александрийского: «женщины, справляющие праздник тесмофорий, остерегаются есть упавшие на землю зернышки граната, считая, что гранаты возникли из капель крови Диониса».

Далее по гимну Гомера Деметра велит Персефоне:

«Встань же, дитя мое, волю исполни его и чрезмерно

В гневе своем не упорствуй на тучегонителя Зевса.

Произрасти для людей живоносные зерна немедля!"».

Так говорила. И ей не была непослушна Деметра.

Выслала тотчас колосья на пашнях она плодородных,

Зеленью буйной, цветами широкую землю одела

Щедро. Сама же, поднявшись, пошла и владыкам державным,

С хитрым умом Триптолему, смирителю коней Диоклу,

Силе Евмолпа, а также владыке народов Келею,

Жертвенный чин показала священный и всех посвятила

В таинства. Святы они и велики. Об них ни расспросов

Делать не должен никто, ни ответа давать на расспросы:

В благоговенье великом к бессмертным уста замолкают.

Счастливы те из людей земнородных, кто таинство видел.

Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки

Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном.

Все учредив и устроив, богиня богинь воротилась

С матерью вместе на светлый Олимп, в собранье бессмертных.

Там обитают они подле Зевса, метателя молний,

В славе и чести великой. Блажен из людей земнородных,

Кто благосклонной любви от богинь удостоится славных:

Тотчас нисходит в жилище его очага покровитель

Плутос, дарующий людям обилье в стадах и запасах.

Вы же, под властью которых живут Элевсин благовонный,

Парос, водой отовсюду омытый, и Антрон скалистый,

Ты, о царица Део, пышнодарная, чтимая всеми,

С дочерью славной своею, прекрасною Персефонеей,

Нам благосклонно счастливую жизнь ниспошлите за песню!

 Ныне ж, вас помянув, я к песне другой приступаю».

 На этом заканчивается гимн Деметре, наиболее важные места которого были процитированы.

Ту же историю, но с небольшими отличиями и дополнениями, сообщает Аполлодор в соч. «Мифологическая библиотека»:

«V. (1) Плутон, влюбившись в Персефону, тайно похитил ее с помощью Зевса. Деметра ночью и днем бродила по всей земле со светильниками, разыскивая ее. Узнав от гермионеев, что ее похитил Плутон, она покинула небо, разгневанная на богов, и, приняв образ смертной женщины, пришла в Элевсин. Вначале она села у скалы, названной после этого Агеласт, близ колодца Каллихора*. Затем пришла к Келею, который тогда царствовал в Элевсине. Во дворце находились женщины, и, когда они пригласили Деметру сесть подле них, некая старуха по имени Иамба сказала какую-то шутку, заставив богиню улыбнуться. Говорят, по этой-то причине женщины во время праздника Фесмофорий обмениваются шутками. У супруги Келея Метаниры был ребенок, и Деметра стала его нянчить. Желая сделать мальчика бессмертным, богиня ночью клала дитя в огонь и таким образом уничтожала смертные части тела, но, так как Демофонт (таково было имя ребенка) рос с неимоверной быстротой, Метанира подстерегла богиню и увидела, что та делает. Схватив ребенка, положенного в огонь, Метанира громко закричала, и дитя из-за этого погибло, уничтоженное огнем: Деметра же явила свою божественную сущность. Старшему из сыновей Метаниры Триптолему она изготовила колесницу, в которую запрягла крылатых драконов, и дала зерна пшеницы, которыми Триптолем, поднявшись к небу, засеял всю землю.

(* В этом месте находился древнейший храм богини Деметры, как видно из гомеровского гимна, цитированного выше (270 слл.). Этот гимн упоминает о двух источниках в Элевсине, связанных с культом богини: это Девичий источник, Партений (99 слл.), и источник Каллихор (272 слл.). По-видимому, святилища Деметры, богини земледелия, строились близ родников. Так обстояло дело в Афинах. Павсаний описывает храм Деметры в Афинах, отмечая, что «водоемы есть по всему городу, а источник этот один. Выше этого источника сооружен храм Деметры и Коры и храм Триптолема» (I, 14, 1).)

Изображение Элевсинских Мистерий. Шествие с факелами. Археологический музей Афин.

 Археологический музей Афин. Приношение колосьев.

 Триптолем получает семена пшеницы от Деметры и благословения от Персефоны. V ст. до н. э.

Колесница Триптолема. Музей Элевсина.

Паниасид же сообщает, что Триптолем был сыном Элевсина: он говорит, что Деметра пришла именно к нему. Ферекид же называет Триптолема сыном Океана и Геи.

(3) Так как Зевс повелел Плутону вернуть Кору на землю, Плутон дал ей съесть зерно гранатового яблока, для того чтобы та не оставалась долгое время у матери. Кора же, не подозревая, что от этого может случиться, проглотила его. Свидетелем против Коры выступил Аскалаф, сын Ахеронта и Горгиры, и Деметра накрыла его в Аиде тяжелым камнем; но Персефона третью часть каждого года. была принуждена оставаться у Плутона, а остальное время проводила среди богов. Вот что рассказывают о Деметре».

Гигин «Мифы» (Fab. 146- 147) излагает историю несколько иначе и, разумеется, с римскими именами богов. Ребенком, которого нянчила Деметра оказывается сам Триптолем, его отцом Элевсин, а Келей просто царьком, отдавшим затем царство Триптолему. «Плутон просил у Юпитера себе в жены Прозерпину, его дочь от Цереры. Юпитер сказал, что Церера не потерпит, чтоб ее дочь была в сумрачном Тартаре, и велел похитить ее, когда она будет собирать цветы на горе Этне, которая находится в Сицилии. Когда Прозерпина собирала там цветы вместе с Венерой, Дианой и Минервой, появился Плутон на упряжке из четырех коней и похитил ее. Потом Церера добилась у Юпитера, чтобы полгода она была у нее , а другую половину – у Плутона. Когда Церера искала свою дочь Прозерпину, она пришла к царю Элевсину, жена которого Котонея родила мальчика. Церера притворилась кормилицей, у которой есть молоко, и царица охотно взяла ее к своему сыну. Желая сделать своего воспитанника бессмертным, Церера днем кормила его божественным молоком, а ночью тайно погружала в огонь. Поэтому он рос быстрее, чем растут смертные. Родители удивлялись этому и наблюдали за ней. Когда Церера хотела положить его в огонь, отец ужаснулся. Разгневавшись, она лишила Элевсина жизни, а Триптолема, своего воспитанника, одарила вечным благодеянием, ибо дала ему колесницу, запряженную драконами, чтобы он распространил злаки, и он, путешествуя на ней, засеял злаками весь мир. Когда он вернулся домой, Келей вместо благодарности приказал убить его. Но узнав, кто он, он по велению Цереры отдал Триптолему царство, которое тот по имени своего отца назвал Элевсином, и установил священнодействия в честь Цереры, которые по-гречески называются Фесмофориями».

МИСТЕРИИ. ГИПОТЕЗЫ.

Как повествует предание, мистерии учреждают сами боги. Что же собой представляли мистерии? Мистериальные действа (греч. τελεταί όργια) у греков, инициациации (лат. initiatio) у римлян, подразумевали обретение в мистериях неповторимого религиозного опыта, дарующего высшее знание, касаемо вопроса жизни и смерти, и достижения через него сущностно нового бытийного уровня.

У мистерий Элевсина было несколько уровней посвящения:

1.Посвящение делавшее участника мистом (греч. μύστις).

2.Посвящение (epopteia) – «созерцание», делавшее миста эпоптом. К нему допускались не менее чем через год, и по рекомендации мистагога.

Эпопт мог сам стать мистагогом (греч. μυσταγωγός) – «миставодителем», т.е. руководителем готовящим к посвящению.

Тайны телетай и эпоптейя никогда не разглашались. Поэтому информация о том, что там происходило нам недоступна. Сцены на вазах и барельефах немного проливают свет на внешнюю часть, но тайный смысл остается за кадром.

Что интересно, на протяжении веков существования мистерий, их служители происходили из 2-х семей. Наследников Евмолпа и семьи Кериков.

Были следующие должности: иерофант (дословно – «тот, кто являет священные вещи») и иерофантида (посвящавшие), дадухи (носители факела), иерокерики (чтецы молитв и священных формул) и жрец находившийся у алтаря.

Малые мистерии носили очистительный и обучающий характер. Великие мистерии давали переживание на опыте того, с чем мист познакомился в малых.

У мистерий было два смысла. Один относился к осуществлению плодородия. Второй к подготовке души. Весною, в начале поры цветов (в месяце анфестерии), совершался праздник «малых таинств». Это был праздник возвращения дочери (Персефоны, Коры) к матери – Деметре. Великие мистерии проходили в боэдромионе (сентябрь) и продолжались девять дней.

Нам не дано знать, что происходило во время мистерий, т.к. посвященные были обязаны хранить это в тайне. Но по фрагментарным сведениям из разных античных авторов и по изображению некоторых сцен на вазах, урнах, саркофагах, мы можем составить некоторую мозаику происходящего.

Алтарь, 4в. н.э. Деметра и Персефона . Археологический музей, Афины. Универсальная атрибутика: черепа тельцов наверху (и над змеей) расположены таким образом не только здесь. К плетенной гирлянде вероятно привешаны корзины находящиеся на заднем плане, кажущиеся небольшими, как и черепа тельцов из-за перспективы изображения. Внизу сидит лев. Факелы обвивает змея.

Атрибуты мистерий. Внизу жезл пастуха «калауропс», принадлежащий мистагогам - как пастырям инициируемых.

С покрытой головой – Геракл. Это изображение на каменной урне (Lovatelli Urn, Museo Nazionale Romano, Rome.).

Здесь мы видим последовательность подготовки к Мистериям.

Историю о том, что Геракл принимал посвящение в мистерии сообщает Диодор Сицилийский («Историческая библиотека, кн.4, 25)

«XXV. (1) Обогнув Адриатику, то есть пройдя вокруг этого залива по суше, Геракл спустился в Эпир, а оттуда прибыл на Пелопоннес. Совершив свой десятый подвиг, он получил от Эврисфея приказ привести на дневной свет из аида Кербера. Чтобы подвиг его увенчался успехом, Геракл отправился в Афины и принял там участие в Элевсинских мистериях, обряды же в то время совершались там под руководством Мусея, сына Орфея».

На урне изображена сюжетная линия, состоящая из нескольких сцен обряда очищения.

На одной мы видим жертвоприношении свиньи, которую Геракл держит над низким алтарем, и возлияния которые совершает жрец (мистагог).

На другой - Геракл сидит с полностью покрытой головой, что означает сошествие во мрак, в состояние рождения. На подобных изображениях мы видим над головой Геракла жрец или жрица держит лопату или liknon – разновидность корзины, которую использовали для очищения зерен от плевел. Liknon также был символом Дионисийских мистерией. Помимо того, что Деметра и Персефона являлись богинями зерна, можно увидеть в этом действе и симпатическую магию. Ведь зерно очищено, стало быть, то же произойдет с инициируемым. Отделение зерна от плевел всегда представляло метафору отделения душ от внешней оболочки, тела. Эту орфическую трактовку также не стоит игнорировать, ибо как сообщает Диодор Сицилийский, Мусей, ученик Орфея, был одно время главным жрецом в Элевсине.

Согласно одному древнему автору инициируемые проходили очищение элементами воды, воздуха и огня (Servius, Aen. 6.741). Воду мы видим в возлиянии, воздушный вихрь могла создавать лопата для зерна (liknon), и огонь от факелов и на алтаре.

В финальной сцене на урне мы видим как инициируемый подходит к сидящей Деметре. Она сидит на kiste – корзине для хранения ритуальных принадлежностей больших Мистерий. Инициируемый протягивает правую руку, чтобы потрогать змею. По мнению В. Буркерта, этим актом посвящаемый показывал, что он избавлен от страха, трансцендентен человеческому беспокойству, и не колеблется войти в божественные сферы. Касание змеи, таким образом , указывает на готовность получить посвящение в Великие Мистерии. Деметра сидит на kiste развернувшись от посвящаемого, ее лицо обращено к Персефоне. Это указывает на начальный этап очищений, что посвящаемый еще не готов узреть ее в Великих Мистериях. Недаром Персефона зовется hagne, что означает «чистая».

Обдумывая сообщение Аристотеля о пурификации через просмотр театрального действа, Карл Кереньи полагал, что посвящению в Мистерии предшествовал также просмотр сюжетной мистериальной сцены. Будучи зрителем инициат забывал себя и полностью поглощенный происходящим приходил в возвышенное настроение, полное более высоких эмоций, нежели привычные ему его повседневные физические и эмоциональные реакции. После очищения человек был готов к участию в самих Мистериях.

Как проходили Великие Мистерии?

Mara Lynn Keller, Ph.D в статье «The Ritual Path of Initiation into the Eleusinian Mysteries (c) 2009», попыталась воссоздать последовательность событий.

Приблизительно в середине августа по всем городам и селам рассылались вестники, зовущиеся Spondophoroi. Они совершали возлияния и провозглашали начало перемирия, дабы на протяжении времени проведения Мистерий и хождений по Сакральному Пути (Hieros Hodos) все дороги были безопасны для путников. Каждый новый день отсчитывался с захода солнца, при появлении первых звезд.

внизу : карта движения процессии :

Первый акт Великих мистерий (14 боэдромиона) состоял в переносе священных объектов из Элевсина в Элевсинион (храм у основания Акрополя в Афинах посвящённый Деметре). После предварительного жертвоприношения жрицы Элевсина выходили процессией в Афины, неся на головах корзины с так называемыми «Hiera » - «священными предметами». На окраине Афин процессия останавливалась под священным фиговым деревом, где согласно легенде останавливалась Деметра, и даровала его семя. Жрец Деметры оглашал с Акрополя весть о прибытии священных предметов.

15 боэдромиона иерофанты (жрецы) объявляли начало обрядов.

В первый официальный день мистерий архонт басилевс собирал людей на Агору (рынок) Афин, в присутствии иерофанта и диадохов, и зачитывал прокламацию, призванным к инициации. Запрещено было участвовать в мистериях совершившим убийство, варварам (после персидских войн) и не владеющим греческим языком. В I веке н. э. римский император Нерон, объявивший себя божеством при жизни, пытался пройти посвящение, однако ему неоднократно было в этом отказано . Допущенные же омывали руки в очищающей воде, прежде чем зайти в храм. Инициатам объявлялся закон о молчании. Имевший также духовный смысл, ибо молчание успокаивает беспорядочно мечущийся ум, и способствует погружению внутрь собственной сущности. Также инициатам объявлялось о необходимости поста, с рассвета до заката, следуя примеру Деметры, которая не пила и не если, пока прибывала в поисках Персефоны. По вечерам разрешалось вкушение, за исключением запрещенной пищи: мяса, дичи, красной рыбы, красного вина, яблок, гранатов и бобов. Пищевой пост, как мы знаем, очищает тело, помогая клеткам организма устранить накопившиеся вредные вещества. Вечер этого дня завершался перенесением жриц, жрецов, инициатов и празднующих с Агоры на сакральный участок Деметры в Афинах, зовущийся Eleusinion, находящуюся между Агорой и северным склоном Акрополя. Здесь священные предметы Деметры передавались в ее храм, сопровождаемые плясками и пением.

Следующий день был посвящен предварительным очищениям. День назывался Alade Mystai! - к морю инициаты!

Процессия шла на берег моря рядом с Афинами, омывать себя и принесенных с собою свиней, которых после прибытия в Афины приносили в жертву. На следующий день, называвшийся Heireia Deuro! – приношение даров, архонт басилевс приносил жертвы. И все пришедшие из других городов делали тоже самое. Приносились также десятины урожая зерна и плодов от делегатов разных городов. Следующий день назывался «Asklepia» в память очищений Асклепия. Традиция говорила, что Асклепий прибыл в Афины на день позже всеобщих очищений. Таким образом, очищения повторялись, для тех, кто также опоздал. Те же, кто уже прошел очищения, в них не участвовали, и в этот день просто ждали дальнейших инструкций. В храме Асклепия на южном склоне Акрополя, проводили «ночь бдения». Практиковались целительные инкубационные сны в небольшой пещере рядом с храмом, возле которой находился священный источник. Пятый день был известен как « Pompe» или «Великая процессия». Власти, инициаты и спонсоры шествовали в Элевсин из Афин пешком. Правда, после 4 в. до н.э. зажиточным гражданам разрешили повозки. Священников и «священные предметы» также начали перевозить на повозках. В начале процессии везли статую Якха (Диониса). По одной из версий, Дионис присутствовал как персонификация волнения и шума процессии, усиливая всеобщее возбуждение и поднимая жизненные силы. По другой версии, этот Якх был не Дионисом, и не имел к нему отношения, а был сыном Деметры. Подобно тому как в ситуации с Гермесом, которых было много. Например, Гермес Хтоний был потомством от Диониса и Афродиты. Однако, самой сути это не меняет, слово «Якхос» – в пер. с греческого означает «вопль, призыв». Об отношении Якха к Дионису см. Еврипид. Вакханки 725; Аристофан. Лягушки 316; Сенека. Эдип 437; Нонн. Деяния Диониса XXXI 67. Овидий. Метаморфозы IV 15; Орфические гимны XLII 4, О том, что Якх имя Диониса и демона-предводителя мистерий Деметры, см. - Страбон. География X 3, 10.

Пешая процессия в Элевсин выходила на рассвете. До Элевсина примерно 22 км. А дорога из Афин в Элевсин идет через район Керамикос, где находилось древнее кладбище.

Реконструкция выхода из Афин (р-н Керамикос) на кладбище, т.е. на дорогу в Элевсин.

Дорога называлась «священный путь». Процессия шла по нему среди величественных некрополей. Дальнейшая дорога также была украшена памятниками, статуями, придорожными святилищами. Павсаний в своем «описании Эллады» описывает местность этой дороги с ее святилищами и легендами.

Дорога из Элевсина в Афины. Вход на Керамикос со стороны Элевсина.

Дорога из Элевсина в Афины. Керамикос.

После того как инициаты пересекали мост реки Ретой, событие это называлось «Кроксис» в честь легендарного Крокоса, первого обитателя этого региона . Здесь , потомки Крока, повязывали каждому инициату шерстяную «крок» - ленту цвета шафрана вокруг правой руки и левой ноги, что означало связь с Богиней Матерью. Участники процессии отдыхали до заката, после чего возобновляли путь.

Когда процессия достигала реки Кефиса, юные участники процессии жертвовали реке прядь волос. Далее процессию мужчины с покрытыми головами, называемые «gephyrismoi», ведомые старицей зовущейся Баубо или Ямба, поджидали, чтобы швырнуть насмешки, издевательства в адрес инициатов, включая даже побои. Среди инициатов были почетные граждане. Цель этой процедуры также до конца не выяснена, предполагается, это делалось в целях выработки иммунитета инициатов к злым духам, дабы те не могли их застать врасплох и напугать. По дороге посещались святилище Аполлона, Деметры, Персефоны и Афины, святилище Афродиты. Под вечер в свете факелов входили в Элевсин.

Реконструкция входа во двор Телестериона (храм виднеющийся далее) с кариатидами*. В центре Телестериона был Анакторон ('дворец'), маленькое строение из камня, в которое могли входить только иерофанты, в нём сохранялись священные объекты.

*Интересна история кариатид у ворот. Ее приводит Д. Лауэнштайн: « в 1675 году англичанин Джордж Уилер свидетельствует о наличии большой груды камней на месте элевсинской святыни, которую он опознал как таковую, потому что нашел там огромную, выше человеческого роста, статую девушки. По его предположению, это было культовое изваяние богини Персефоны. Девяносто лет спустя, в 1765 году , Ричард Чандлер увидел в деревне Элефси (новогреч.) эту статую и внес поправку в прежнее толкование, охарактеризовав ее как изображение жрицы. Когда в 1801 году Э.Д. Кларк вновь наткнулся на ту же статую, она по шею тонула в навозной куче. Православный священник объяснил ему, что это — нигде больше не известная — святая Дамитра, оплодотворяющая нивы, потому он и поместил ее в таком странном окружении. По сути, толкование было правильное; в результате перемены религии память о древнейшей владычице-матери Элевсина, Деметре, претерпела лишь некоторое искажение. Кларк вывез статую в Кембридж, в Англию, где она находится и поныне. Второе такое изваяние, менее поврежденное, обнаружилось позже и теперь украшает музей Элевсина. Обе фигуры некогда стояли по бокам с внутренней стороны вторых ворот, ведущих на священную территорию».

Были предположения, что на голове у статуи бочонок с кикеоном.

Шестой день назывался «Pannychis», или "ночное празднество ". Вечером Деметре посвящалась прекрасная ритуальная пляска женщин вокруг колодца - Каллихорона. Женщины совершали танец, неся на головах корзины плодов первого урожая, называемые «kernos». У входа в храм Деметры приносили сакральные хлеба

– «pelanos» - собранные с самого урожайного поля в Аттике. Обо всем этом сообщает Павсаний: «Есть и колодец, называемый Каллихорон, где элевсинские женщины учредили первый хоровод и стали петь гимны в честь богини. Рарийское же поле , говорят, было засеяно первым и первым дало плоды. Поэтому у них установлено пользоваться мукой с этого поля и приготовлять лепешки для жертвоприношений из продуктов с него». Следующее утро участники мистерий паломничали по близлежащим храмам – Посейдона «Господина моря», Артемиды «Охранительницы входа», Гекаты «богини перекрестков», и Триптолема.

Седьмой и восьмой дни назывались «Mysteriotides Nychtes» - Ночи Мистерий. Если вернуться к гимну Гомера, можно воссоздать события, происходившие в Храме следующим образом.

Инициаты, зовущиеся, мисты, вместе с их учителями – мистагогами, вступали в Храм Деметры, ее земной дом. Возможно, как это было принято у орфиков, на входе они сообщали пароль, дозволяющий им войти в Телестерион. Какое-то время инициат, уподобленный Деметре, сидел в начале ночи Мистерий в темноте Храма, покрытый вуалью, постящийся, молчаливый, подобно тому какою была Деметра, пришедшая в дом Келея.

Фрагмент сосуда (выше). Музей Акрополя, Афины. Посвящяемый изображен с покрытой головой.

Барельеф из музея Элевсина. Фрагмент ритуала посвящения.

В благоухании фимиама, совершались действия со священными предметами «dromena» и говорились слова - logomena, возможно литургическое повествование о Деметре и Персефоне, орфическое учение о душе, и инвокации, и совершалось созерцания – deiknymena. Мистериальное действо в определенные моменты скорее всего сопровождалось музыкой. Древние люди умело использовали музыку, применяя ее функцию воздействия на душу. Музыка, в каждом случае в своем ритме и тональностях, использовалась на протяжении всех дней мистерии, и ее присутствие в особом таинственном, мистериальном звучании в процессе прохождения инициатом испытаний, также нельзя исключить.

В Телестерионе находился Анакторон – «место Владычицы» – прямоугольная каменная конструкция. Самая древняя часть храма, как показали раскопки, под этим местом обнаружили следы кладки 3 тыс. до н.э. Анакторон символически изображал врата входа в подземный мир. Звучал бронзовый гонг, Иерофант читал молитвы, призывающие Персефону из Аида. Вспомним, что Пифагор называл звук, издаваемый бронзой при ударе, — «голосом даймонов». Вокруг иерофанта собирались мисты в окружении теней и бликов от света факелов. Свершалась встреча и единение Деметры и Персефоны, и Иерофант провозглашал о рождении сына Персефоны – Бримоса (соотносимого некоторыми учеными с Дионисом). Также нам известно об объединяющем всех питии кикеона, и огромном огне, вырывающемся из Храма, и высшем видении инициата – эпоптее.

В некоторых статьях можно встретить следующее описание: «Посвящаемые в глубоком мраке ночи совершали переходы из одной части святилища в другую; по временам разливался ослепительный свет и раздавались страшные звуки. Эти эффекты производились различного рода техническими приспособлениями, но тем не менее производили подавляющее впечатление. Страшные сцены сменялись светлыми, успокоительными: открывались двери, за которыми стояли статуи и жертвенники; при ярком свете факелов посвящаемым представлялись украшенные роскошными одеждами изображения богов». Такое восприятие происходящего в Мистерии характерно для человека техногенного века, но люди античности жили в мире полном магии, хотя трюки с механическими устройствами также имели место быть, трудно представить, чтобы ими все и ограничивалось, ибо в мистерии посвящали не один лишь народ. Большинство эпоптов были людьми высокого социального положения, лица правящей элиты, и они были прекрасно осведомлены о таких механических приспособлениях, коими пользовались уже тысячелетия в Египте и Шумере, посему трудно принять гипотезу, что таковые театральные представления произвели бы сильный эффект на душу искушенного посвящаемого.

Кое-что из происходившего рассказал Павсаний, в своем «Описании Эллады» будучи посвященным в Мистерии: «Около святилища Деметры Элевсинской находится так называемая Петрома ("творение из камня"), это два огромных камня, приложенных один к другому. Каждый второй год те, кто совершает мистерии, называемые ими Большими, открывая эти камни, вынимают оттуда письмена, касающиеся совершения этих мистерий, громко прочитывают их в присутствии посвященных и той же ночью вновь кладут их обратно. Я знаю, что многие из фенеатов в очень важных случаях даже клянутся этой Петромой. На ней находится круглая покрышка, а в ней хранится маска Деметры Кидарии (со священной повязкой). Надев на себя эту маску во время так называемых Больших мистерий, жрец поражает подземных (демонов, ударяя в землю) жезлом».

На утро посвященные возможно шли на поле, на котором впервые взошел урожай пшеницы у Триптолема, и именно тогда восклицали Небу «Дождь», а Земле «зачни!», как сообщает Ипполит.

Девятый день был днем «Plemochoai» - возлияний и «Epistrophe» - возвращения. Заканчивали мистериальные дни возлияниями (мертвым предкам или божествам) и соответствующими фестивалями по данному случаю. На девятый день возвращались в Афины. На следующий день архонт басилевс и его ассистенты докладывали Афинскому правлению о тех, кто вел себя непристойно и составлялось постановление о разбирательстве в отношении тех, кто нечестиво действовал во время мистерий. Все посвященные разъезжались по домам, больше не имея никаких обязательств перед культом, и возвращались к своей обыденной жизни.

Храмовая территория Элевсина.

Таковы общие сведения о днях Мистерий, собранные из античных источников. О самих же Мистериях была предложена масса догадок и предположений.

Интересные сведения и интерпретации мистериальных предметов и действий собрал М. Элиаде в «Истории веры и религиозных идей. т2». Приведем некоторые цитаты.

«Что же касается мистического опыта, который получала душа на высших степенях, то эта мистерия происходила на высших степенях посвящения в святилище храма. Решающее религиозное испытание вдохновлялось присутствием богинь».

«Согласно Кереньи, верховный жрец провозглашает, что богиня мертвых родила сына в огне. В любом случае, известно, что последнее видение, epopteia, происходило при ослепительном свете. Некоторые древние авторы говорят об огне, который горел в маленьком здании, анактороне, и пламя и дым, выходящие через отверстие в крыше, были видны издалека. В папирусе времен Адриана Геракл обращается к жрецу: "Я был посвящен давно (или: где -то в другом месте)... (Я видел) огонь... ( и) я видел Кору". Согласно Аполлодору Афинскому, когда верховный жрец призывает Кору, он ударяет в бронзовый гонг, и по контексту ясно, что царство мертвых отзывается».

«Счастлив тот, кто видел это перед тем, как спустится под землю»- восклицает Пиндар.

«Ему известен конец жизни. Он также знает его начало! Трижды счастливы те смертные, кто видел эти таинства и спустится в Аид. Только они могут иметь настоящую жизнь там, где для остальных все там – страдание» - Софокл (фрагм. 719)».

«Со времен Фукарта часто обращаются к отрывку из Фемистия, цитируемому Плутархом и сохраненному Иоанном Стобеем. В этом отрывке испытания души, через которые она проходит непосредственно после смерти, сравниваются с тяжкими испытаниями обряда посвящения Великих мистерий: вначале душа блуждает в темноте и переживает всевозможные страхи, затем неожиданно она освещается чудесным светом и видит прекрасные поля и луга, слышит голоса, видит танцы. Мист, с венком на голове, присоединяется к "чистым и святым людям"; он видит непосвященных, теснящихся в грязи и тумане, гибнущих в своей скверне из-за того, что поддались страху смерти и не поверили в загробное блаженство (Стобей. 4, стр. 107). Фукарт полагает, что обряды (dromena) включали в себя и странствия в темноте, и разнообразные ужасные зрелища, и неожиданный выход на залитый светом луг. Довольно позднее свидетельство Фемистия отражает орфические представления. Раскопки святилища Деметры и телестериона показали, что там не было подвальных помещений, в которые посвящаемый мог бы ритуально спускаться, как будто в Аид.

Были также попытки реконструировать ритуальное посвящение на основе секретной

формулы, synthema (пароля), переданной Климентом Александрийским (Protrepticus, 2, 21, 2): "Я постился, я пил кикеон; я взял корзину и, после определенных манипуляций, положил ее в сундук, затем, вынув из сундука, я опять положил в корзину". Некоторые авторы полагают, что только два первых действия относятся к Элевсинской формуле – пост Деметры и ее питье кикеона. Остальные слова формулы загадочны. Некоторые ученые считают, что им удалось определить содержимое корзины и сундука: там находится либо подобие утробы, либо фаллос, либо змея, либо булки в форме гениталий. Ни одна из гипотез не убедительна. Возможно, указанные вместилища содержали в себе реликвии из архаичных времен, связанные с типичной для земледельческих общин сексуальной символикой. Но в Элевсине Деметра раскрыла иное религиозное измерение, отличное от того, которое свойственно ее публичному культу. Помимо этого, если обряд, о котором свидетельствует найденная у Климента Александрийского формула , символизировал мистическое рождение или возрождение, ритуал посвящения должен был на этом заканчиваться. В таком случае

трудно понять значение и необходимость последнего испытания, epopteia. В любом случае, свидетельства о священном предмете , спрятанном во вместилище, указывают на его

торжественный показ, а не на какие-то манипуляции с ним. Поэтому скорее правдоподобны утверждения Д.Х. Прингшема, Нильссона и Милона: формулу надо отнести скорее к священнодействиям в честь Деметры, происходившим намного позже, в эллинистический период.

Посвящаемые, предположительно, съедали священную пищу, и это вполне вероятно. В этом случае

пищу принимали вначале , выпив кикеон, т.е . перед самим teletai. На другой ритуал указывает Прокл ("К Тимею", 293с): мисты смотрели на небо и кричали: "Дождь!" Они обращали свой взор к земле и восклицали: "Зачни!" Ипполит (Philosophoumena, V, 7, 34) утверждает, что эти два слова составляли великую тайну мистерий. Мы определенно имеем здесь ритуальную формулу, связанную с иерогамией, типичной для культа плодородия; но если эту формулу и произносили в Элевсине, то секретной она не была, поскольку те же слова фигурировали в надписи на стене у Дипилонских ворот в Афинах.

Весьма неожиданная информация была передана нам епископом Астерием. Он жил около 440 г. н.э., когда христианство уже стало официальной религией в империи и автор мог не бояться опровержений со стороны языческих писателей. Астерий говорит о подземном проходе, окутанном тьмой, где происходила торжественная встреча верховного жреца со жрицей, о погашенных факелах и об огромной толпе, которая верила, что ее спасение зависит от того, что делают эти двое в полной темноте. Но в телестерионе не было найдено подземной комнаты (katabasion), хотя разрыли и раздробили всю скалу. Скорей всего, Астерий говорит об Элевсинских мистериях, проводившихся в Александрии в эллинистический период. В любом случае, если эта иерогамия действительно воссоздавалась в ходе мистерий, трудно понять, почему Климент – после описания Элевсина – называет Христа "истинным иерофантом".

В III в. Ипполит добавил два других эпизода (Philosophoumena, V, 38-41). Он утверждал, что посвящаемым показывали "в торжественной тишине" колос пшеницы. Ипполит добавляет, что в течение ночи, окруженный сверкающим огнем, празднуя великие и неописуемые мистерии, верховный жрец выкрикивает: "Святая Бримо родила священное дитя, Бримоса!", что означает "Могущественная подарила жизнь Могущественному!". Торжественный показ пшеничного колоса кажется сомнительным, так как посвящаемые должны были приносить с собой именно пшеничные колосья, и к тому же эти колосья были выгравированы на многочисленных памятниках в самом Элевсине. Конечно, Деметра была богиней зерна, и Триптолем присутствовал в мистико-ритуальном сценарии Элевсина. Но трудно поверить, что открытие колоса является одной из великих тайн epopteia, если только не принять интерпретацию Вальтера Отто, который говорит о "чуде", происходящем во время Элевсинских мистерий. "Пшеничный колос, растущий и зреющий со сверхъестественной быстротой, является такой же неотъемлемой частью таинств Деметры, как виноградная лоза, вырастающая за несколько часов во время дионисийского пира" (The Homeric Gods, стр. 25). Ипполит, однако, утверждает, что срезанный колос считался фригийцами таинством, позже заимствованным афинянами. Поэтому возможно, что христианский автор перенес на Элевсин то , что он знал о мистериях Аттиса, бога, которого, согласно Ипполиту, называли "свежий пшеничный колос"».

«Касаемо разглашения секретов. В риторическом упражнении, которое дошло до нас под именем Сопатер, рассказывается о молодом человеке, который мечтал пройти инициацию. Он созерцал дромену, но так как не слышал слов главного жреца, его инициация не засчиталась. Андрокид, напротив, был обвинен в том, что он показал хиеры не прошедшему инициацию и произнес слова, которые нельзя было оглашать. Mylonas/ Eleusis p.272. Алкивиад пародировал тайные церемонии и был отправлен в ссылку, некоторые из его сотоварищей были схвачены и казнены – Ксенофонт.

Синезий сохранил короткий фрагмент из юношеской работы Аристотеля, относящейся к посвящению в мистерии. Аристотель считает, что от тех, кто проходит обряд инициации, не ждут, что они приобретут какие-то знания, они должны испытать определенные чувства, достичь определенного состояния».

Из примечаний Элиаде: «Возможно некоторые мисты сжигались на террасе, где стоял храм, между 1110-770гг до нэ. С другой стороны, мы знаем историю об одном брахмане Зарманосе, который в 20г до н.э., когда Август снова был в Элевсине, пожелал пройти инициацию и побывав на эпоптее, вошел в огонь и сгорел (Дио. Кассий, Страбон)».

Итак, чем же были тайные предметы мистерий остается загадкой. Для контраста версий стоит упомянуть свидетельства некоторых отцов Церкви. Из которых произрастают трактовки в духе народной магии плодородия и только. Например, Климент Александрийский об Элевсинских мистериях рассказывает следующее:

«И что удивительного, если этруски, варвары, посвящаются в гнусные таинства в честь этих ужасных событий, когда и у афинян, и во всей Элладе мифология, касающаяся Деметры, полна позора, о котором даже говорить стыдно. Ведь Деметра, блуждая в поисках дочери Коры, сильно устает и садится удрученная, на колодец в Элевсине (это местность в Аттике). Делать это до сих пор запрещается посвященным, дабы не казалось, что они подражают горюющей богине. А жили в Элевсине тогда землеродные. Имена им Баубо, Дисавл, Триптолем, а еще Евмолп и Евбулей. От них происходит афинский род Евмолпидов и Кириков. Баубо же (не премину сказать об этом), приняв гостеприимно Деметру, предлагает ей кикеон. Когда та отказалась взять и не пожелала пить, так как была печальна, Баубо, огорчившись, словно ее обидели, задирает подол и показывает богине срам. Деметра же радуется зрелищу и отведывает напиток, насладившись увиденным . Это и есть мистерии афинян. Это и Орфей описывает. Приведу тебе сии его слова, дабы ты имел мистагога в качестве свидетельства бесстыдства:

Так изрекла и, одежды подняв, показала Деметре То, что показывать стыд не велит; был Иакх там малютка. Этого Иакха, смеясь, теребит под подолом рукою.

Тут улыбнулась богиня, улыбкою сердце согрела И приняла благосклонно сосуд, где напиток был налит.

Имеется и пароль Элевсинских мистерий: Я постился, пил кикеон, получил из корзины («кисты»), потрудившись, отложил в лукошко («калатос») и из лукошка в корзину. Прекрасное и подобающее богине зрелище! Посвящения, достойные ночи и огня, и многомужественного, скорее же многосуетного племени Эрехтидов, а также и остальных эллинов, которых ждет после кончины то, чего они не ожидают. Кому пророчествует Гераклит Эфесский? Странствующим по ночам, магам, вакхантам , вакханкам, мистам; им угрожает тем, что после смерти; им предсказывает огонь, ведь они нечестиво посвящаются в то, что у людей считается мистериями. Эти таинства суть ни что иное, как ставшее законом вздорное мнение, сподобившаяся поклонения хитрость, благодаря которой змей обманывает тех, кто прибегает при помощи ложного благочестия к мистериям, на самом деле чуждым посвящения, и к посвящениям, лишенным мистики. Таковы и корзины, используемые в тайных обрядах. Надо разоблачить их святое и сокровенное придать огласке. Разве это не сесама, не пирамидки ли и колобки, пузырчатые лепешки и крупинки соли и змея – атрибут таинства Диониса Бассарского? Кроме того, не гранаты ли, не ветки ли фигового дерева, и нартековые жезлы и плющ, а также хлебцы из пшеничной муки и сыра, и мак? Это и есть их святыни. Вдобавок тайные символы Геи-Фемиды : душицы, светильник, меч, женский гребень, который, говоря эвфемистически и мистически, является женским половым органом . О явное бесстыдство! Раньше молчаливая ночь служила скромным людям покровом чувственных наслаждений. Ныне же, заговорив, она стала для посвящаемых проверкой их похотливости. Огонь от факелов так же изобличает страсти. О иерофант, потуши огонь! О факелоносец, устыдись факелов! – ведь на свету виден позор твоего Иакха; позволь ночи покрыть мистерии. Пусть она почтит оргии мраком! Огонь не лицемерит: он призван уличать и карать».

«Хочешь, расскажу тебе о собирании цветов Персефоной и о лукошке, и о похищении Аидом, и о расселине в земле, и о свиньях Евбулея, поглощенных вместе с богинями, по каковой причине на тесмофориях свиней сбрасывают в так называемые мегароны? Эти мифологические события женщины в городе отмечают различными праздниками – тесмофориями, скирофориями, арретофориями, по-разному делая похищение Персефоны трагическим и возвышенным. Ибо мистерии Диониса совершенно бесчеловечны».

Насчет свиней Климент имеет в виду Тесмофории, во время которых женщины сбрасывали в ямы свиней, а в следующем году Тесмофорий вынимали зловонные останки свиней из ямы, чтобы смешав с зерном, посадить в почву (по сообщению Лукиана Самосадского, 2в. н.э). Речь шла здесь об аграрной магии. В остальном, следует понимать, что сведения Климента относятся к мистериям его эпохи, происходящих, скорее всего в Александрии. Возможно, эти мистерии были уже довольно профанизированными. Хотя не следует исключать, что и древние мистерии содержали в себе древние ритуалы, довольно дикие для взгляда христианина, но вполне приемлемые и обыденные для психики древнего человека, проникающего через эти грубые и табуированные более поздней культурой, символы, в таинства души.

Интересное свидетельство о ночных священнодействиях, находим у Цицерона в книге второй «О законах»: 

«МАРК. — Речь идет о ночных священнодействиях женщин.

 АТТИК. — Да я согласен с тобой — тем более, что в само́м законе есть оговорка насчет торжественного жертвоприношения от имени государства.

МАРК. — Что же, в таком случае, станет с Иакхом и вашими Евмолпидами, и со священными мистериями, если мы упраздним ночные священнодействия? Ведь мы издаем законы не для одного только римского народа, но и для всех народов, честных и стойких духом.

(36) АТТИК. — Ты, мне думается, сделаешь оговорку насчет тех мистерий, к которым мы сами приобщились.

 МАРК. — Да, я сделаю оговорку. Ибо, если твои любимые Афины, по моему мнению, создали многое исключительное и божественное и сделали это достоянием человека, то самое лучшее — те мистерии, благодаря которым мы, дикие и жестокие люди, были перевоспитаны в духе человечности и мягкости, были допущены, как говорится, к таинствам и поистине познали основы жизни и научились не только жить с радостью, но и умирать с надеждой на лучшее. Но о том, что мне не нравится в ночных священнодействиях, сообщают комические поэты. Будь такая вольность допущена в Риме, чего бы только не натворил тот, кто с заранее обдуманным намерением внес разврат в священнодействие, во время которого божественный закон не велит даже бросать нескромные взгляды.

АТТИК. — Ну, вот ты и предлагай свой закон в Риме, но у нас не отнимай наших.

(XV, 37) МАРК. — Итак, возвращаюсь к нашим законам. Ими, конечно, строжайше определено, что яркий свет должен на глазах у множества людей оберегать доброе имя женщин и что приобщение к таинствам Цереры должно совершаться по тому же обряду, по какому приобщения совершаются в Риме. О суровости наших предков свидетельствует старое постановление сената о вакханалиях, произведенное консулами расследование с применением вооруженной силы и наказание, наложенное ими на виновных».

Столь двойственны свидетельства, столь глубоки слои смысла происходящего в Мистериях.

Вальтер Ф. Отто, изложивший свои мысли в работе «Смысл Элевсинских мистерий», приходит к следующим заключениям:

«"Элевсин — общее святилище для всей земли, — говорил Аристид в своем описании Элевсина (во II в. н.э.), — и из всего божественного, что есть у людей, это является одновременно и самым ужасным, и самым светлым. Где еще в мире звучали столь чудесные песнопения, где еще разгорались столь сильные чувства, где еще человек столь неистово предавался игре красок и звуков, разрываясь между зрением и слухом?"... Он также говорил о неизреченных видениях, которые, по его словам, стали привилегией для "многих поколений счастливых людей". Мы имеем множество подобных высказываний. Таким образом, нам отнюдь не следует по примеру многих других умалять значимость этих мистерий, сводя их до ранга земледельческих обрядов, дающих лишь метафорическое утешение».

«Мист, подобно Деметре, постится и пьет священное зелье, ингредиенты которого перечисляются в гомеровском гимне. Мист уподобляется богине. Это очевидно и проливает немалый свет на посвящение в мистерии».

«Надежда долго боролась в них со страхом и трепетом, пока наконец, блаженнейшее просветление не переполняло их сердца. К переживаниям этой священной ночи, из мрака которой внезапно рождался ярчайший свет, часто обращаются как к метафоре, передающей ужасающую тьму, через которую всякий философ должен пройти, прежде чем развеется мрак сомнений и воссияет солнце истины. В своем трактате "О душе" Плутарх сравнивает смерть и ее ужасы, внезапно преобразующиеся в блаженство освободившейся от страданий души, с эмоциями и преображением участников мистерий, которые узрев однажды возвышенное видение, уже не могут усомниться в том, что лишь они благословенны, тогда как прочие, непосвященные, — прокляты. Что же им было дано увидеть?

Этого мы никогда не узнаем. Но мы можем составить представление о природе открывавшихся им сущностей; и это более важно, чем конкретные детали, которые сами по себе требуют интерпретации.

Никакая драма не может вызвать подобный эффект, если аудитория не поверит в то, что это не просто игра, а реальное событие. А истина, раскрывавшаяся участникам мистерии посредством образом, знаков или слов, должна была быть чем-то абсолютно новым, для них удивительным, недоступным рациональному постижению. Это, казалось бы, очевидно. И все же об этом часто забывают. Ибо едва ли хотя бы одна из доселе выдвинутых гипотез принимает во внимание эти очевидные вещи.

О том , что уверенность, сокрушающая сомнения, обретаемая в Элевсине помимо всего прочего, имеет отношение к судьбе человека в мире ином, явно свидетельствует эпизод из мифа о Геракле. Перед тем как спуститься в подземный мир, где ему предстоит встреча с Кербером, Геракл проходил посвящение в Элевсине(11). У Еврипида(12) он, победив сторожевого пса преисподней и возвратившись из Аида, даже говорит: "Я победил, потому что видел священнодействия в Элевсине".

В подземном мире ему сопутствовала удача. И здесь видение вновь определяется как решающий

опыт. На протяжении священного действа участник мистерии пассивен; он не воспринимает некое учение, а пребывает в состоянии, которое не может быть объяснено естественным образом. Аристотель(13) определенно говорит о том, что быть мистом означало непознавать что-то, а переживать и отдаваться переживанию, позволяя вести себя Кроме того, у нас есть относительно правдоподобное сообщение относительно вещей, очевидных

для нас. Римский епископ Ипполит сообщает, что кульминация Элевсинских мистерий состояла в демонстрации пшеничного колоса. У нас нет оснований сомневаться в этом утверждении; оно полностью соответствует неотделимому от Элевсинских мистерий мифу о возникновении земледелия. Пшеничный колос был даром Деметры, и из Элевсина, вместе с принципами возделывания земли и другими дарами культуры, он был передан остальному человечеству. Но что означает эта демонстрация, какой эффект она должна вызывать? "Огромная светоносная сила матери-земли, — читаем мы, — оставляла свой отпечаток в душах участников мистерий"; вероятно она должна была подтвердить обретение в ходе божественного таинства надежды на новую жизнь в подземном мире" (Кёрте). Какое же новое чувство могло вызвать зрелище, столь знакомое каждому, как пшеничное зерно? Более того, "неистощимая порождающая мощь природы", которую символизировал, согласно Ноаку пшеничный колос, скорее побуждала античного человека не к вере в собственную судьбу, а к меланхолии и смирению. В античной поэзии мы находим скорбную песнь в том, что солнце заходит и снова восходит, что цветы умирают и вновь распускаются, но не человек. в чудесном смысле события сомнений быть не может. Пшеничный колос, всходящий и созревающий сверхъестественно быстро, в такой же степени является частью мистерий Деметры, как настоявшееся за несколько часов вино является частью чествования Диониса. А благоговение перед мистериями таких мужей, как Софокл и Еврипид, едва ли согласуется с легковесным предположением об обмане, который якобы совершали служители культа».

Для полноты картины, следует упомянуть версию выдвинутую изобретателем ЛСД - Хофманом, что средством подводящим человека к запредельным переживаниям в процессе Элевсинских мистерий было некое психоделическое вещество, содержащееся в кикеонe - «The Message of the Eleusinian Mysteries for Today’s World» Albert Hofmann, Ph.D.

По мнению Р. Г. Уоссона, ячмень мог быть заражен грибами спорыньи, которые содержат воздействующую на психику амиды лизергиновой кислоты (родственна ЛСД и эргоновинам). Другой ученый, Роберт Грейвз приводил аргументы в пользу того, что в кикеоне или в подаваемом на мистериях печенье содержались грибы рода псилоцибе.

Эти теории невозможно не подтвердить, ни опровергнуть. Но не стоит, даже беря их в учет, забывать о магической составляющей, то есть о том, что не всегда теофании и мистический опыт вызывается психотропными препаратами, традиция сообщает нам массу случаев, когда те же самые эффекты были вызываемы без какого-либо постороннего допинга.

А теперь оставим разгадки тайн ритуального действа, его предметов и составляющих, и обратимся к символической части Мистерий.

С одной стороны, символические, возвышенные толкования могут показаться слишком надуманными, если смотреть на мистерии сосредоточившись только лишь на историческом аспекте их появления и развития. Исторически мы увидим лишь синкретизм местечковых богов, наделение их новыми символическими чертами, постоянные вливания новых сюжетов в пересказываемые из поколения в поколение рассказы о богах, заимствования, параллели с историями о богах других народов, сплав этих рассказов с магико-аграрными культами, и все те потоки из которых рождается на какое-то время феномен. Но символическое пространство Мистерий ускользает от нас при таком подходе, и сами смыслы переживаемые посвящаемым в его субъективной реальности остаются за кадром. Хотя именно смысловая составляющая и субъективное переживание являются целью и результатом, в то время как материальная составляющая, формируемая историческими процессами, является лишь средством, с помощью которого осуществляется действо. Мы не можем с точностью воссоздать символическое пространство, и четкую систему символических уподоблений, которыми обладало воображение и восприятие посвящаемого. Но мы можем попытаться составить примерную схему этого символического пространства, не претендующую на достоверность, а предлагаемую лишь как пример способа восприятия посвященного, для того, чтобы современный читатель, далекий от такого типа мышления немного представил себе общий характер восприятия древних.

Это восприятие основывалось на аналогиях и символах. Душа, заключенная в тело, могла восприниматься как Персефона заключенная в Аиде. Такое толкование согласуется как с орфическими представлениями тела как могилы души, напрямую связанными с мистериями Элевсина, так и с наследующей орфикам платонической философии рассматривающей мир как пещеру. Также такой характер мысли свойственен и неоплатоникам, как видно из толкования Порфирием гомеровского эпоса (см. «Пещеру Нимф»). Для понимания символизма отождествления посвященного с богинями, можно прибегнуть к взглядам Плотина. Плотин полагал, что душа человека существует одновременно на разных уровнях. Одна ее часть в теле на земле, другая в более высоких сферах. Таким образом можно рассматривать душу погруженную в материю – как Персефону попавшую в Аид, а высшую часть души, не вовлеченную в земное существование как Деметру, потерявшую Персефону. Высшая часть души скорбит о низшей, тем временем низшая страждет в оковах плоти, желая вернуться в свою небесную обитель. Инициат, отождествленный с Деметрой, вовлекается в траур по своему земному существованию в царстве теней, существованию помраченному и лишенному Знания. Как высшая часть души, не нуждается в грубой пище и утехах, инициат отходит от земного существования, постясь, и пьет только кикеон – как амброзию. Как Деметра он покрывает лицо свое и стан накидкой, отделяющей его от вовлечения в события земного мира. Он обращается к верховному богу, который будучи в ведении о браке Персефоны с Аидом (низшей части души с материей), улаживает дело о возвращении Персефоны к Деметре. Однако, половину времени Персефона должна оставаться в Аиде . И все же подразумевается, что всякий раз возвращаясь к Аиду, она уже осведомлена о временности срока пребывания, и о возвращении к Деметре. Эта цикличность схождения в материю вполне созвучна верованиям орфиков в метемпсихоз. Долгожданное обретение Деметрой Персефоны , и их радостное объединение, в том числе как персонализированных частей души инициата, происходило в самом процессе Мистерий, в Телестерионе. Заметим, что священные слова, которые произносились во время посвящения могли быть частично орфическими рапсодиями, «Hieroi Logoi». Поэтому вспомним слова Софокла: «Ему (посвященному) известен конец жизни. Он также знает его начало! Трижды счастливы те смертные, кто видел эти таинства и спустится в Аид. Только они могут иметь настоящую жизнь там, где для остальных все там – страдание». Попадая в Аид, и снова в материю (тоже своего рода Аид), он не будет страдать в неведении, о том, что он покинут и брошен навечно в чуждый мир, а будет помнить о грядущем воссоединении со своей высшей частью души, и будет осведомлен о своем временном пребывании в Аиде или в материи. Вспомним также указания мертвым, начертанные на золотых табличках из погребений, представляющие собою карты загробного мира, предостерегающие не пить из источника Леты, а пить из озера Мнемосины (богини олицетворяющей память) дабы сохранить память.

Золотая табличка, 350-300 до н.э. Музей Гетти, Калифорния.

Приведем несколько надписей с табличек:

Фурии (Южн. Италия), между 400 и 350 г. до н. э.:

Я прихожу чистая из чистых, о царица преисподних, Эвклей, Эвбулей и другие бессмертные боги!

Ибо я тоже горжусь происхождением от вашего счастливого рода, Но Мойра сразила меня и Громовержец [?] — перуном.

Я вырвался из многострадального, мучительного круга,

Словно быстроногий бегун [досл. «быстрыми ногами»], я достиг Вожделенного венца.

Я погрузился в лоно Владычицы Подземной Царицы.

— «Счастливый и блаженный, ты станешь богом вместо смертного!» «Я — козленок — упал в молоко».

Фурии, ок. 300 г. до н. в.:

Я прихожу чистая из чистых, о царица преисподних, Эвклей, Эвбулей и другие боги <и> демоны!

Ибо я тоже горжусь происхождением от вашего счастливого рода.

Я понесла возмездие за дела отнюдь не праведные,

То ли Мойра сразила меня, то ли Громовержец [?] — перуном. А теперь я прихожу просительницей и пречистой Ферсефонейе, Дабы она благосклонно послала меня в обитель святых.

Фурии, ок. 300 г. до н. э.:

Как только душа покинет свет Солнца , Иди направо, тщательно остерегаясь всего.

Радуйся, испытав испытанное, прежде ты не испытывал этого никогда. Ты стал богом из человека. Ты — козленок — упал в молоко.

Радуйся, радуйся! Ступай направо По священным лугам и рощам Ферсефонейи.

Рим, сер. III в. н. э.:

Она приходит чистая из чистых, о царица преисподних, Эвклей и Эвбулей — славное дитя Зевса! — «Я имею Этот дар Мнемосины, воспетый у людей».

— «Цецилия Секундина, проходи! Ты стала богиней по закону!»

Петелия (Южн. Италия), между 400 и 350 г. до н. э.:

Слева от дома Аида ты найдешь источник, Рядом с ним стоит белый кипарис.

К этому источнику даже близко не подходи. Найдешь и другой: из озера Мнемосины Текущую холодную воду, перед ним — стражи. Скажи: «Я дитя Земли и звездного Неба,

Но род мой — небесный, об этом вы знаете и сами.

Я иссохла от жажды и погибаю — так дайте же мне скорей Холодной воды, текущей из озера Мнемосины».

И они дадут тебе пить из божественного источника

И тогда ты станешь царствовать ;вместе с другими; героями.

Эта могила принадлежит Мнемосине. ; Когда придет время; умирать…

Особенно примечательна табличка из Гиппониона (Южн. Италия),

конец V—нач. IV в. до н. э., в которой непосредственно упоминаются посвященные:

Эта могила принадлежит Мнемосине. Когда тебе суждено будет умереть, Ты пойдешь в хорошо сделанный дом Аида. Справа — источник.

Рядом с ним стоит белый кипарис.

Здесь охлаждаются опускающиеся души мертвых. К этому источнику даже близко не подходи. Дальше ты найдешь текущую из озера Мнемосины Холодную воду. Над ней — стражи, Которые спросят тебя проницательно:

«Что ищешь ты во мраке губительного Аида?». Скажи: «Я сын Тяжелой и звездного Неба.

Я иссох от жажды и погибаю. Так дайте же быстро Холодной воды, текущей из озера Мнемосины».

И они сжалятся над тобой, повинуясь Подземному Царю,

И дадут тебе пить из озера Мнемосины.

И ты пойдешь по многолюдной священной дороге,

По которой идут и другие славные вакханты и мисты.

«Подземная царица» и «Ферсефонейя» - имена Персефоны. Еще одно имя Персефоны - «Melitodes» - «Медовая», поэтому жрицы Персефоны звались - «melissai» - « пчелки». Те же жрицы, которые имели право касаться к священным предметам храма назывались «panageis» - «пречистые».

Пчелиный символизм был очень популярен, ибо в древности люди заметили, что пчелы селятся под влажными камнями, а как известно, первые храмы Гадесу (Аиду) и Персефоне были в пещерах. Пещеры же были входом в потусторонний мир, порталом прохода душ и богов. Так трактует Гомеровский рассказ о пещере нимф (см. Одиссею) Порфирий.

«Впрочем, не все вообще души, идущие в мир становления, назывались пчелами, но лишь те, которые намеревались жить по справедливости и снова вознестись, творя угодное богам. Это живое существо [пчела] любит возвращаться, отличается наибольшей праведностью и трезвенностью, почему возлияния медом назывались трезвенными». (Порфирий «О пещере нимф»).

Таким образом, символом посвященных была пчелка, и подобно тому, как пчела знает дорогу назад к улью, посвященный знает дорогу в Аиде к своей божественной обители, в мире же становления он собирает нектар знания. В Греции найдено много украшений, безусловно носящих для обладателя сакральный характер.

Фото из статьи «The Eleusinian Mysteries and the Bee», Julie Sanchez-Parodi.

Другим источником упоминающем о сохранении памяти является так называемый «миф о воздаянии», рассказанный Платоном в «Государстве, кн. Х».

«Я передам тебе не Алкиноево повествование, а рассказ одного отважного человека, Эра , сына Армения, родом из Памфилии. Как-то он был убит на войне; когда через десять дней стали подбирать тела уже разложившихся мертвецов, его нашли еще целым, привезли домой, и когда на двенадцатый день приступили к погребению, то, лежа уже на костре, он вдруг ожил, а оживши, рассказал, что он там видел. Он говорил, что его душа, чуть только вышла из тела, отправилась вместе со многими другими, и все они пришли к какому-то божественному месту, где в земле были две расселины, одна подле другой, а напротив, наверху в небе, тоже две. Посреди между ними восседали судьи. После вынесения приговора они приказывали справедливым людям идти по дороге направо, вверх по небу, и привешивали им спереди знак приговора , а несправедливым – идти по дороге налево, вниз, причем и эти имели – позади – обозначение всех своих проступков. Когда дошла очередь до Эра , судьи сказали, что он должен стать для людей вестником всего, что здесь видел, и велели ему все слушать и за всем наблюдать…»

Далее Эр описывает все, что он там видел, как души избирали себе новое рождение. Заканчивает повествование описанием момента воплощения:

«Отсюда душа, не оборачиваясь, идет к престолу Ананки и сквозь него проникает. Когда и другие души проходят его насквозь, они все вместе в жару и страшный зной отправляются на равнину Леты, где нет ни деревьев, ни другой растительности. Уже под вечер они располагаются у реки Амелет, вода которой не может удержаться ни в каком сосуде. В меру все должны были выпить этой воды, но, кто не соблюдал благоразумия, те пили без меры, а кто ее пьет таким образом, тот все забывает. Когда они легли спать, то в самую полночь раздался гром и разразилось  землетрясение. Внезапно их понесло оттуда вверх в разные стороны, к местам, где им суждено было родиться, и они рассыпались по небу, как звезды. Эру же не было дозволено испить этой воды. Он не знает, где и каким образом душа его вернулась в тело. Внезапно очнувшись на рассвете, он увидел себя на костре».

О связи учения орфиков со знанием, передаваемым в Мистериях, можно судить по диалогам Платона. Ибо доктрину, согласно которой душа заключена в тело в наказание за какой-нибудь смертный грех, в одном месте он называет орфической теорией, а в другом – «рассказом, сообщающемся во время секретных ритуалов» (Платон, Crat 400c, Phaed. 62b, cf. Lg. 854b, Ax. 365e; Arist. fr 60). Аристотель описывает эту доктрину, как принадлежащую «древним народам» и «тем, кто глаголет таинства».

В диалоге «Федр» Платон описывает жизнь души до воплощения в тело.

«Сияющую красоту можно было видеть тогда, когда мы вместе со счастливым сонмом видели блаженное зрелище, одни – следуя за Зевсом, а другие – за кем-нибудь другим из богов, и приобщались к таинствам, которые можно по праву назвать самыми блаженными и которые мы совершали, будучи сами еще непорочными и не испытавшими зла, ожидавшего нас впоследствии. Допущенные к видениям непорочным, простым, неколебимым и счастливым, мы созерцали их в свете чистом, чистые сами и еще не отмеченные, словно надгробием, той оболочкой, которую мы теперь называем телом и которую не можем сбросить, как улитка – свой домик».

Во время Мистерий, в Телестерионе, инициат заново переживал этот опыт. Фемистий, греческий философ и общественный деятель 4в., вероятно посвященный в Мистерии. В своем эссе «О душе» он уподобляет опыт души после смерти с опытом полученном в Мистериях. «Душа после смерти – пишет Фемистий, - переживает тот же опыт, что она получила при инициации в Великие Мистерии… сначала, она мечется и устало бредет туда сюда, и подозрительно путешествует сквозь темноту, как при инициации, затем проходит через ужасы, как перед окончанием посвящения, трепеща, содрогаясь, потея, и восхищаясь увиденным, затем она поражена величием великолепного света, прекрасных лугов, голосов, танцев, превосходных священных звучаний и форм. Кто в полноте прошел чрез все испытания, получив свою корону, присоединился к божественному общению и общению со святыми и чистыми людьми».

Но этим, конечно, не ограничивалось символическое пространство Мистерий. Будучи отождествленным с богинями, посвящаемый в то же время воспринимает богинь и как существующих самих по себе. Символическое ритуальное действо происходит одновременно в двух пространствах. Пространстве микрокосма, где посвященный отождествлен с богинями и все действо происходит для объединения частей его души, преодоления оков тела и получения Знания Тайны Жизни. И одновременно в пространстве Макрокосма – где та же задача осуществляется для мира в целом, в том числе сюда включается и аспект призыва земли к плодородию.

С одной стороны, такая интерпретация кажется слишком надуманной, с другой, она находится в русле особой символической логики, сохраненной нам христианством. Почвой для которого служили предшествующие мистерии и философская мысль античности. В этой символической системе Христос существует сразу на нескольких планах. Христос как второе лицо Троицы - Логос, Христос как реальная историческая личность, и в то же время Христос как Высший Исток, Корень, к которому восходят все души. Христос лоза, говорится в Евангелии, а человеческие души ее ветви - «Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь; всякую у Меня ветвь , не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем , тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают. Если пребудете во Мне, и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам…» (Ев. Иоанна , гл. 15). Поэтому «Царствие Небесное внутри вас есть». Уподобиться Христу, значит подняться к самому Истоку своей души, не погребенному в материи. Логос сокрыт в душе человека, и человек может его найти там. Может показаться, что придание таких возвышенных смыслов языческим мистериям – это перенос христианских смыслов на мистерии. Возможно, в каком-то роде это и так. Скорее всего, далеко не для всех Мистерии имели такой смысл. Но сказать, что в высшем своем значении, для определенной группы граждан, для философов, Мистерии обладали подобным смыслом было бы не столь уж опрометчиво. Чувство сокрытости в человеке чего-то большего, бередило умы греческих философов. Именно нечто большее, не доступное человеку, но зовущее к себе, побуждало греческих мыслителей к открытиям, оно влекло их с такой силой, что в земном мире они не могли до конца забыться, и земной мир представлялся им головоломкой, за которой скрывается нечто объясняющее все. « Тайная гармония превыше явной» - восклицал Гераклит. Он же распознал в себе свое высшее, что позволило ему «проснуться». Тех же, кто не распознал в себе Высшего, он уподоблял спящим. Поэтому, как говорил уже потом апостол Павел - «Не ведают, что творят». Гераклит первым ввел термин «Логос». Следует иметь в виду, что мысль Гераклита была взращена в культуре Мистерий. Он жил в эпоху их цветения, и мыслил чувствуя свою эпоху. Именно поэтому благодаря философии мы можем проникнуть и в символизм религиозных представлений. Так, например, благодаря досократикам и Платону, мы понимаем смыслы кратких изречений с костяных пластинок, которые клали в погребения.

Костяные пластинки из Ольвии. 5в. до н.э.

Для примера приведем изречения с пластинок, сходные по содержанию представленным на рисунке.

Ольвия (Сев. Причерноморье), сер. V в. до н. э.:

1-я пластинка

ЖИЗНЬ СМЕРТЬ ЖИЗНЬ ИСТИНА

ДИО<НИСУ> ОРФИЧЕСКОМУ

Здесь мы видим чередование: жизнь > смерть > жизнь. Из жизни в смерть и снова в жизнь.

2-я пластинка

ДИОНИСУ ИСТИНА ЛОЖЬ ДУША ТЕЛО

Здесь читать надо вертикально. Душа соотнесена с истиной, тело с ложью. Вспомним Платона, говорившего, что тело есть могила души. Душа погребена в теле на время до смерти, когда темница души разрушается и душа высвобождается из заточения.

ФИЛОСОФИЯ КАК МИСТЕРИЯ.

Дитер Лауэнштайн в своей статье «Элевсинские мистерии» раскрывает мистериальный характер философии, рожденной в культуре, в которой тысячелетия проводились мистерии. Процитируем несколько мест из его работы.

«Формально Платонова философия схожа с этими таинствами уже в силу своей предназначенности для узкого круга избранных, о чем он говорит в VII письме, полемизируя с каким-то посланием Дионисия II: "Вот что вообще я хочу сказать обо всех, кто уже написал или собирается писать и кто заявляет, что они знают, над чем я работаю, так как либо были моими слушателями, либо услыхали об этом от других, либо, наконец, дошли до этого сами: по моему убеждению, они в этом деле ничего не смыслят. У меня самого по этим вопросам нет никакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах, как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает. И вот что еще я знаю: написанное и сказанное было бы наилучшим образом сказано мной; но я знаю также, что написанное плохо причинило бы мне сильнейшее огорчение. Если бы мне показалось, что следует написать или сказать это в понятной для многих-форме, что более прекрасного могло быть сделано в моей жизни, чем принести столь великую пользу людям , раскрыв всем в письменном виде сущность вещей? Но я думаю, что подобная попытка не явилась бы благом для людей, исключая очень немногих, которые и сами при малейшем указании способны все это найти; что же касается остальных, то одних это совсем неуместно преисполнило бы несправедливым презрением [к философии], а других — высокой, но пустой надеждой, что они научились чему-то важному"* (341 с—е).

Для людей же, которые не подвергают себя столь суровому философскому воспитанию, говорит Платон, мистерии и их учение о загробном суде суть надежные провожатые души. Так, он советует сицилийским друзьям: "Воистину надлежит следовать древнему и священному учению, согласно которому душа наша бессмертна и, кроме того, после освобождения своего от тела подлежит суду и величайшей каре и воздаянию. Поэтому надо считать, что гораздо меньшее зло — претерпевать великие обиды и несправедливости, чем их причинять" (VII, 335 а). Этот пафос пронизывает все труды Платона от "Апологии Сократа" до "Законов"».

«В соответствии с этим Платон вкладывает в уста своего учителя Сократа иронический ответ на опрометчивые суждения собеседника: "Счастливец ты, Калликл, что посвящен в Великие таинства прежде Малых: я-то думал, это недозволено" ("Горгий", 497 с). А в "Пире" (210 а) жрица-пророчица Диотима из аркадской Мантинеи, где празднуются мистерии, схожие с Элевсинскими, говорит: "Во все эти таинства любви можно, пожалуй, посвятить и тебя, Сократ. Что же касается тех высших и сокровеннейших, ради которых первые, если разобраться, и существуют на свете, то я не знаю, способен ли ты проникнуть в них"».

«В "Федоне" (69 b—c) Сократ в день своей смерти наставляет юношей Симмия и Кебета: "Между тем, истинное — это действительно очищение от всех [страстей], а рассудительность, справедливость, мужество и само разумение — средство такого очищения. И быть может, те, кому мы обязаны учреждением таинств , были не так уж просты, но на самом деле еще в древности приоткрыли в намеке, что сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов. Да , ибо, как говорят те, кто сведущ в таинствах, "много тирсоносцев [участников. — Л-А.], да мало вакхантов" [воодушевленных. — Л.А.], и "вакханты" здесь, на мой взгляд, не кто иной, как только истинные философы. Одним из них старался стать и я — всю жизнь, всеми силами, ничего не упуская. Верно ли я старался и чего мы достигли, мы узнаем точно, если то будет угодно богу, когда придем в Аид. Ждать осталось недолго, сколько я понимаю"**. Эта же тема — приводить здесь еще цитаты было бы излишне — развивается в Платоновом "Горгии" (523 cл.). Уже скромная ипостась сына повитухи, "промышляющего тем же ремеслом", — ипостась, в которой исторический Сократ вел свои увлекательные беседы, отвечает задаче Элевсиний: рождению человека духовного из человека естественного».

Приведем также из этой статьи и сказанное о Плотине и мистериальной образности его философии:

«Грекоязычный египтянин Плотин (204/5—270), живший на 600 лет позже Платона, четверть века преподавал в Риме его учение . Незадолго перед смертью в одной из усадеб под Неаполем он встретил своего врача Евстохия такими словами: «"А я тебя все еще жду", потом сказал, что сейчас попытается слить то, что было божественного в нем, с тем, что есть божественного во Вселенной».

В Аттике, насколько нам известно, Плотин не бывал. Но хотя он и не видел тамошних таинств, все же охотно прибегал к их образам. Так, в день рождения Платона, который в кругу Плотиновых учеников непременно отмечался речами, философ похвалил стихотворение своего будущего издателя и биографа Порфирия о священном бракосочетании, воскликнув: "Ты показал себя и поэтом, и философом, и иерофантом!"

После смерти Плотина Амелий вопросил дельфийского бога, где пребывает душа учителя, и услыхал такой ответ: "Ныне же тело свое ты [Плотин. — Д.А,] сложив, из гробницы исторгнув божию душу [daimon — Л.А.] свою, устремляешься в вышние сонмы светлых богов, где впивает она желанный ей воздух, где обитает и милая дружба и нежная страстность, чистая благость царит, вновь и вновь наполняясь от бога вечным теченьем бессмертных потоков, где место любви, и сладковейные вздохи , и вечно эфир несмутимый, где от великого Зевса живет золотая порода — и Радаманф, и Минос , его брат, и Эак справедливый, где обретает приют Платонова сила святая, и Пифагор в своей красоте, и все, кто воздвигли хор о бессмертной любви..."

Плотин представляет на обозрение идеи (1.6,8—9): "Если оно пробудилось недавно, оно не может видеть слишком большой блеск. Поэтому сначала нужно приучить самую душу видеть прекрасные занятия, потом прекрасные произведения, не те, которые создаются искусствами, но те, которые создаются так называемыми хорошими людьми. Потом рассматривай душу тех, кто творит прекрасные дела. Но как же сможешь ты увидеть ту красоту, которой обладает добрая душа? Восходи к самому себе и смотри. Если ты видишь, что сам ты еще не прекрасен, то подобно тому как творец изваяния в том, что должно стать прекрасным, одно удаляет, другое отделяет, одно сделает гладким, другое очистит, покамест не покажет на статуе прекрасную наружность, — таким же образом и ты удаляй излишнее и выпрямляй все кривое. Очищая темное, делай его блестящим и не прекращай сооружать свою статую до тех пор, пока ты не увидишь, что целомудрие восседает на священном престоле".

Благообразие души заключено в добродетелях , в высших идеях и, наконец , в том едином, что, находясь над ними всеми, питает их и сохраняет. Душа становится тем прекраснее, чем менее она своенравна и дерзка. Подобно материи, которая, чтобы воспринять духовные формы, образы (typoi), должна быть свободна от всякого качества, — душа, чтобы наполниться верховной сущностью, сама должна стать аморфной. В таком именно единении Минос общался с Зевсом, и, "редактируя свое 'уложение, он продолжал находиться под влиянием божественного наития" (VI.9,7).

В сиянии единого блага душа расцветает наивысшей красотою. Единое же окутано "прекрасным", то есть Афродитою (VI.9,9), точно покровом; и однако, все прекрасное есть впоследствии опять-таки единое и исходит от него, точно сияние от солнца (VI.9,25; VI.9,9). Мы "в этом разе уподобляемся хору певцов, которые, хотя всегда окружают корифея, но иногда поют нестройно, не в такт, потому что, отвернувшись от него, обращают взор и внимание на что-нибудь постороннее, между тем как если бы они были постоянно обращены лицом к нему, то пели бы стройно, составляя все как бы одно с ним. Подобным образом и мы всегда находимся вокруг верховного существа, <...> но только не всегда мы направляем взоры свои на него, зато всякий раз как удостаиваемся узреть его, мы достигаем последнего предела наших желаний, успокаиваемся, не внося более никакого диссонанса в целый, окружающий Первоединого, божественный хор. Кто удостоится присутствовать в этом хоре, тот может узреть здесь источник жизни, источник ума, начало всякого бытия, причину всякого блага, корень души" (VI.9,8 cл.).

"Поэтому, если относительно материи известное положение гласит, что она должна быть лишена всех качеств для того, чтобы быть способной к восприятию всех и всяческих форм, то тем более необходимо душе быть свободной, чистой от каких бы то ни было образов и форм , если она желает, чтобы ничто не мешало ей наполниться сиянием света верховного существа"* (VI.9,7). И "созерцатель тут собственно не созерцает, <...> поглощенный (созерцаемым) он становится едино с ним наподобие того как центр совпадает в одной точке с другим центром <...> двух различных кругов" (VI.9,10).

Даже ничто прекрасное его [созерцателя. — Н.Ф.] не привлекает в то время, как дух его воспаряет выше самой красоты, выше всего сонма добродетелей, подобно тому, как проникший во внутреннее святилище оставляет позади себя статуи, стоящие во храме, как такие предметы, которые предстанут первыми его взору уже после того, как он узрел сокровенное святое святых и наслаждался общением не с образом, или изваянием, которому принадлежит лишь второстепенное значение , а с самим Божеством. Собственно говоря, <...> созерцание <...> есть скорее всего <...> превращение себя в нечто совершенно простое и чистое, прилив силы, жажда теснейшего единения, напряжения ума в стремлении к возможно полному слиянию с тем, которого желательно зреть во святая святых единения, а в конце всего полнейшее успокоение, а кто рассчитывает <...> иначе узреть (Бога), тот едва ли успеет достигнуть общения с ним. <...> Таков путь богов, таков и путь <...> блаженных мужей: <...> бегство, стремление души к одному только Богу" (VI.9,11)».

АВТОБУС С ОСТАНОВКОЙ В ЭЛЕВСИНЕ.

Элевсин сокрыт под слоем тысячелетий, на дорогах лежат надгробия древних могил, по руинам храмов бродят туристы. Вазы, саркофаги, и предметы, бывшие некогда священными, пылятся в музеях... Но так ли уж не причастна жизнь загадкам прошлого.

М. Элиаде сообщает нам весьма интересное событие, произошедшее в современности.

«Самый трогательный эпизод, который можно отнести к христианской мифологии Деметры, произошел в начале февраля 1940 г., его много раз пересказывала и подробно комментировала афинская пресса. На одной из остановок на маршруте между Афинами и Коринфом в автобус вошла старая женщина, "иссохшая и худая, но с огромными живыми глазами". У нее не было денег на билет, поэтому кондуктор ссадил ее на следующей остановке, которой оказался Элевсин. Однако шофер не смог завести мотор , чтобы ехать дальше; в конце концов пассажиры решили "сброситься" и заплатить за старуху. Она вернулась, и после этого автобус тронулся. Тогда женщина сказала им: "Надо было сразу сделать это, но вы эгоисты. И раз уж я здесь, я скажу вам еще кое-что: вы будете наказаны за то, как вы живете, вы лишитесь даже воды и растений!" "Не успела она даже закончить свои угрозы, – продолжает автор публикации, – как вдруг исчезла...

Никто не видел чтобы она сошла. Пассажиры переглядывались и рассматривали корешок книжечки с квитками – удостовериться, что билет действительно был продан"» - М. Элиаде. «История веры и религиозных идей. Т.2». Гл. «Автобус с остановкой в Элевсине».

Автор : AHHYRR ATMAN. 2015. https://independent.academia.edu/AhhyrrAtma

По теме :

Дадли Райт. Элевсинские мистерии

Церера