Ярлыки

18+ 2 Стенберг 2 А. Ступин Абраксас Аксели Галлен-Каллела Александр Петросян Александр Тышлер Алексей Юпатов астролоХия Атласы и карты Боги и приближенные Борис Михайлов Василий Кандинский Василий Шульженко Вася Ложкин Виктор Пивоваров Владимир Дудкин Владимир Любаров Владимир Татлин Владимир Яковлев Володимир Лобода Гелий Коржев Гермес/Меркурий Дизайн & ART Дмитрий Бальтерманц Дмитрий Краснопевцев Дьявол Евгений Бутенко Живопись Здоровье Иван Крамской Игральные карты История Кадр! Казимир Малевич Карл Юнг Кино Кузьма Петров-Водкин Лазарь Лисицкий Лаокоон Лёня Пурыгин Луна Люди Маньеризм Междуречье/Вавилон Меламид и Комар Микалоюс Чюрлёнис Мифология Михаил Клочков Михаил Шемякин моей камерой На бумаге Наука / около науки / Tech Не наука. Критика Никита Поздняков Николай Вечтомов Николай Калмаков Павел Филонов Парис Пётр Дик Религии ретро/старина Роман Минин Селена / Диана / Артемис Серапис символы Собаки & Co Солнечная система Солянка социум СПИД СССР-РФ Стихии Таро Тень ТРИВА фашизм Физиогномика Философия Церера / Деметра Цугухару Фудзита ШЗ Элевсинские мистерии Эрик Булатов Этника Afarin Sajedi Agostino Arrivabene Al Johanson Alberto Giacometti Albrecht Durer Alex Gross Alfred Kubin Ami Vitale Anders Krisár Andre Kertesz Andre Masson Andreas Feininger Andreas Gursky Andrew Wyeth Andy Kehoe Andy Lee Annie Leibovitz Anthony Freda Anton Corbijn ART - неформат Arthur Tress Austin Osman Spare Beautiful Earth Bernard Buffet Bill Brandt Björk Bolesław Biegas Brassaï Burial Burton Pritzker Canaletto Cars Caspar David Friedrich Charles Le Brun Daniel Martin Diaz Daniel Richter David Alan Harvey David Hockney David Salle David Sims Davide Bonazzi Death Diego Rivera Diego Velazquez Diego Velázquez Dolk Lundgren Dorothea Lange Edvard Munch Edward Hopper Egon Schiele Elihu Vedder Elliott Erwitt Ernst Haas Ernst Stöhr Erwin Olaf Ethan Murrow Eyvind Earle Federico Babina Ferdinand Hodler Ferenc Pinter Fernand Leger Francesc Català-Roca Francis Bacon Francis Picabia Francisco Goya Franco Gentilini François Rabelais František Kupka Franz Mark Franz von Stuck Fred Martin Frédéric Benrath Freeman John Dyson Frida Kahlo Fun Geoffroy De Boismenu Georges Braque Georges Seurat Gil Elvgren Gilbert & George Giorgio de Chirico Giorgio Morandi Giotto di Bondone Giuseppe Maria Mitelli Gustave Dore Gustave Moreau Hans Baluschek Hans Burgkmair the Elder Hans Christian Andersen Hans Giger Heckel Jürgen Helmut Newton Hendrick Goltzius Henri de Toulouse Lautrec Henrik Knudsen Henry Darger Herb Ritts Herluf Bidstrup Hilma af Klint Hokusai Humor Irving Amen Irving Penn Jacek Yerka Jack Kerouac Jacques Henri Lartigue Jake Baddeley Jan Saudek Jan Vermeer Jared Lim Jean Fautrier Jean-François Millet Jean-Michel Basquiat Jeff Wall Jheronimus Bosch Jimm Carrey Joan Miro Joe Tilson Joel-Peter Witkin Johann Heinrich Füssli Joseba Eskubi Juan Gris Juan Martinez Bengoechea Juha Arvid Helminen Jules Dupré Julius Diez Kalle Gustafsson Kathe Kollwitz Keith Haring Ken Currie Kurt Schwitters Leah Saulnier Lee Miller Leonardo Da Vinchi Lewis Wickes Hine Loui Jover Lucas Zimmermann Lucian Michael Freud Lucien Lévy-Dhurmer Lucio Fontana Luigi Bussolati Lyonel Feininger Man Ray Marcel Duchamp Mark Rothko Masahisa Fukase Massive Attack Matthew Barney Matthew Rolston Maurits Cornelis Escher Max Ernst Mikael Jansson Mitch Dobrowner Music Neo Rauch New York Nick Knight Nick Veasey Nicolas de Staël No respect OBEY Occult Oscar Dominguez Oscar Howe Otto Dix Outmane Amahou Pat Perry Paul Cadmus Paul Cézanne Paul Delvaux Paul Laffoley Peter Keetman Pierre Soulages Pieter Bruegel de Oude Pilar Zeta Powell Survey Radu Belcin Ralph Gibson Randy Mora Ray K. Metzker Remedios Varo Renato Guttuso René Magritte Ricardo Cavolo Richard Estes Richard Prince right life Robert Del Naja Robert Longo Roberto Matta Roy Lichtenstein Ryan Hewett Sam Abell Santa Muerte Saul Bass Sebastião Salgado Sergio Toppi Sigmar Polke Simon Larbalestier Simone Martini Sophisticated Stanley Kubrick Stanley Milgram Stars Steve Mills Storm Thorgerson style The look Theodor Kittelsen Timothy Leary Tom Deininger Toni Schneiders TOP's Travel Travis Collinson Universe Vaughan Oliver Vincent van Gogh Wayne Thiebaud Werner Schnelle Wilhelm Sasnal Willi Sitte William Barry Roberts William Blake William Conger William Eggleston Wolfgang Paalen X-files Yayoi Kusama Zaha Hadid Zichy Mihaly ψ

Идите мимо...




Идите мимо, лицемер, юрод,
Глупец, урод, святоша-обезьяна,
Монах-лентяй, готовый, словно гот
Иль острогот, не мыться целый год,
Все вы, кто бьет поклоны неустанно,
Вы, интриганы, продавцы обмана,
Болваны, рьяно злобные ханжи, -
Тут не потерпят вас и вашей лжи.

Ваша ложь опять
Стала б распалять
Наши души гневом,
И могла б напевам
Нашим помешать
Ваша ложь опять.

Идите мимо, стряпчий-лиходей,
Клерк, фарисей, палач, мздоимец хваткий,
Писцы, официалы всех мастей,
Синклит судей, который, волка злей,
Рвет у людей последние достатки.
Сдирать вы падки с беззащитных взятки,
Но нас нападки ваши не страшат:
Сюда не вхожи крючкодел и кат.

Кат и крючкодел
Были б не у дел
В этих вольных стенах;
Обижать смиренных -
Вот для вас удел,
Кат и крючкодел,

Идите мимо, скряга-ростовщик,
Пред кем должник трепещет разоренный,
Скупец иссохший, кто стяжать привык,
Кто весь приник к страницам счетных книг,
В кого проник бесовский дух маммоны,
Кто исступленно копит миллионы.
Пусть в раскаленный ад вас ввергнет черт!
Здесь места нет для скотских ваших морд.

Ваши морды тут
Сразу же сочтут
Обликами гадин:
Здесь не любят жадин,
И не подойдут
Ваши морды тут.

Идите мимо, сплетник, грубиян,
Супруг-тиран, угрюмый и ревнивый,
Драчун, задира, скандалист, буян,
Кто вечно пьян и злостью обуян,
И вы, мужлан, от люэса паршивый,
Кастрат пискливый, старец похотливый.
Чтоб не могли вы к нам заразу внесть,
Сей вход закрыт для вас, забывших честь.

Честь, хвала, привет
Тем, кто в цвете лет
Предан негам мирным
В зданье сем обширном;
Всем, в ком хвори нет,
Честь, хвала, привет.

Входите к нам с открытою душой,
Как в дом родной, пажи и паладины.
Здесь обеспечен всем доход такой,
Чтоб за едой, забавами, игрой
Ваш шумный рой, веселый и единый,
Не находил причины для кручины.
Приют невинный тут устроен вам,
Учтивым, щедрым, знатным господам.

Господам честным,
Рыцарям лихим
Низость неизвестна;
Здесь не будет тесно
Стройным, удалым
Господам честным.

Входите к нам вы, кем завет Христов
От лжи веков очищен был впервые.
Да защитит вас наш надежный кров
От злых попов, кто яд фальшивых слов
Всегда готов вливать в сердца людские.
В умы живые истины святые
Роняйте, выи яростно круша
Всем, у кого глуха к добру душа!

Душ, к добру глухих,
Книжников пустых,
Нету в этом зданье.
Здесь, где чтут Писанье,
Не найти таких
Душ, к добру глухих.

Входите к нам, изящества цветы,
Чьей красоты не описать словами.
Тут днем и ночью двери отперты
Вам, чьи черты небесные чисты,
Сердца - просты, а очи - словно пламя.
Чтоб знатной даме можно было с нами
Здесь жить годами без забот и свар,
Наш основатель дал нам злата в дар.

В дар златой металл
Наш король нам дал,
Чтоб от бед сберечь нас;
Тот не канет в вечность,
Кто нам завещал
В дар златой металл .


Эти строки (почти манифест 😊💪) написал Франсуа Рабле (1483-1553) в контексте своего сатирического романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», а шикарно перевел всё это Николай Любимов. Сам стих-манифестЪ - это надпись с главных ворот обители телемитов (Глава LIV).

«Вся их жизнь была подчинена не законам, не уставе и не правилам, а их собственной доброй воле и хотению. Вставали они когда вздумается, пили, ели, трудились, спали когда заблагорассудится; никто не будил их, никто не неволил их пить, есть или еще что-либо делать. Такой порядок завел Гаргантюа. Их устав состоял только из одного правила:
Делай что хочешь, ибо людей свободных, происходящих от добрых родителей просвещенных, вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и побудительною силой которые постоянно наставляют их на добрые дела и отвлекают от порока, и сила эта зовется у них честью. Но когда тех же самых людей давят и гнетут подлое насилие и принуждение, они обращают благородный свой пыл, с которым они добровольно устремлялись к добродетели, на то, чтобы сбросить с себя и свергнуть ярмо рабства, ибо нас искони влечет к запретному и мы жаждем того, в чем нам отказано.
Благодаря свободе у телемитов возникло похвальное стремление делать всем то, чего, по-видимому, хотелось кому-нибудь одному. Если кто-нибудь из мужчин или женщин предлагал: «Выпьем!» — то выпивали все; если кто-нибудь предлагал: «Сыграем!» — то играли все; если кто-нибудь предлагал: «Пойдемте порезвимся в поле» — то шли все. Если кто-нибудь заговаривал о соколиной или же другой охоте, женщины тотчас садились на добрых иноходцев, на парадных верховых коней и сажали ястреба-перепелятника, сапсана или же дербника себе на руку, которую плотно облегала перчатка; мужчины брали с собой других птиц.
Все это были люди весьма сведущие, среди них не оказалось ни одного мужчины и ни одной женщины, которые не умели бы читать, писать, играть на музыкальных инструментах, говорить на пяти или шести языках и на каждом из них сочинять и стихи и прозу. Нигде, кроме Телемской обители, не было столь отважных и учтивых кавалеров, столь неутомимых в ходьбе и искусных в верховой езде, столь сильных, подвижных, столь искусно владевших любым родом оружия; нигде, кроме Телемской обители, не было столь нарядных и столь изящных, всегда веселых дам, отменных рукодельниц, отменных мастериц по части шитья, охотниц до всяких почтенных и неподневольных женских занятий.
Вот почему, когда кто-нибудь из мужчин бывал вынужден покинуть обитель, то ли по желанию родителей, то ли по какой-либо другой причине, он увозил с собою одну из женщин, именно ту, которая благосклонно принимала его ухаживания, и они вступали в брак; они и в Телеме жили в мире и согласии, а уж поженившись, еще того лучше; до конца дней своих они любили друг друга так же, как в день свадьбы. Да, чтобы не забыть: приведу вам загадку, высеченную на медной доске, которая была обнаружена в фундаменте обители. Гласит она буквально следующее.»

На самом деле, эта изначально юморная мысль как литературная авторская задумка Рабле, отдельными индивидами воспринимается как нечто серьёзное, 🙀 да, да – это я о чудаковатых современных телемитах. Т.е., когда мы слышим или читаем "телемит", то подразумеваем роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», но никак не пафосный оккультный бред приколиста А. Кроули. 

Сам Франсуа Рабле был исключительным мастером гротеска, гиперболы, злой иронии, сатиры и в этой своей книге он рассказал историю похождений двух добродушных великанов и их друзей. По ходу Рабле беспощадно и сочно высмеивает многие человеческие пороки, не щадит современные автору государство, а также лень, невежество и лицемерие духовенства, и именно поэтому его произведение было объявлено Римско-католической церковью еретическим. Писатель был ярым противником средневековой косности и догматизма. В борьбе со «старым миром» он выбрал очень необычное, но крайне эффективное «оружие» – раскатистый смех (получивший впоследствии название «раблезианский»). В общем, тот еще шутник был…Шутник, не более того, понимаете ? ! J

По мотивам романа Рабле французский гравер  Франсуа Деспре (Desprez, François) сделал сборник «Les Songes drolatiques de Pantagruel» (1565) из 120 гравюр с сатирическими изображениями абсурдных персонажей, видимо на основе того, что много места в романе уделяется грубоватому юмору, связанному с человеческим телом, много говорится об одежде, вине, еде и венерических заболеваниях, какашках и т.д…. Есть в этих рисунках что-то и от Босха и от Брейгеля… - все же современники.










И позднее, уже в течение 19-го века, персонажи Рабле по-прежнему вдохновляли рисовальщиков ; гротескные костюмы (Denkmäler des Theatres/VIII. Mappe: Groteskkomödie und Stegreifstück. München) :



Гюстав Доре не обошел эту тему и сделал иллюстрации для издания романа  в 1853 году. Всего по мотивам романа Доре выполнил более 400 (!) рисунков. И каких ! Смотреть ТУТ











Меня заинтересовали работы нашего современника Фабрицио Риккарди (Fabrizio Riccardi), который также вдохновился как гравюрами Деспре, так и персонажами Рабле. Некоторые работы Деспре, Риккарди копирует «раскрашивая»…


















Несколько цитат из романа, «в вечность» :


В былые времена у персов вкушать пищу в определенный час полагалось только царям, – простым смертным служили часами их собственный желудок и аппетит. В самом деле, у Плавта некий парасит сетует и яростно нападает на изобретателей солнечных и всяких иных часов, ибо это, мол, общеизвестно, что желудок – самые верные часы. Диоген на вопрос о том, в котором часу надлежит человеку питаться, ответил так: «Богатому – когда хочется есть, бедному – когда у него есть что поесть».

*

Ах, малыш, малыш, славно провел ты нас за нос! Быть тебе когда-нибудь святейшим владыкою папой!

*

Кто с вечера не припасет дрожжей, у того к утру тесто не поднимется. Будьте всегда кому-нибудь должны. Ваш заимодавец денно и нощно будет молиться о том, чтобы Господь ниспослал вам мирную, долгую и счастливую жизнь. Из боязни, что он не получит с вас долга, он в любом обществе будет говорить о вас только хорошее, будет подыскивать для вас новых кредиторов, чтобы вы могли обернуться и чужой землей засыпать ему яму.

*

Ибо все сокровища, над коими раскинулся небесный свод и которые таит в себе земля, в каком бы измерении ее ни взять: в высоту, в глубину, в ширину или же в длину, не стоят того, чтобы из-за них волновалось наше сердце, приходили в смятение наши чувства и разум.

*

И точно: отказавшись от длинных предисловий и подходов, к коим обыкновенно прибегают довольствующиеся созерцанием вздыхатели, заядлые постники, не притрагивающиеся к мясу, в один прекрасный день он прямо ей объявил:
— Сударыня! Было бы в высшей степени полезно для государства, приятно для вас, почетно для всего вашего рода, а мне так просто необходимо ваше согласие от меня зачать.

*

— Нет, нет, — сказал я, — клянусь святым Петлионом, когда-нибудь вас повесят!
— А вас когда-нибудь похоронят, — заметил Панург. — Что же, по-вашему, почетнее: воздух или земля?

*

Было бы корыто, а свиньи найдутся.

*

Уразуметь, предвидеть, распознать и предсказать чужую беду — это у людей обычное и простое дело! Но предсказать, распознать, предвидеть и уразуметь свою собственную беду — это большая редкость.

*

Согласно истинной военной науке никогда не следует доводить врага до крайности: если он удручен и изнеможен, то отчаяние придает ему сил и вселяет в него бодрость, ибо отнять у людей растерявшихся и измученных всякую надежду на спасение — значит наделить их спасительнейшим средством. Сколько побед было вырвано побежденными из рук победителей единственно потому, что победители наперекор здравому смыслу стремились к полному и окончательному уничтожению и истреблению врага, не думая о том, что следует хоть кого-нибудь оставить в живых, чтобы было кому явиться вестником их победы! Всегда оставляйте неприятелю все ворота и дороги открытыми, сооружайте ему серебряный мост, чтобы облегчить отступление.

*

Восьмой излечивал все виды истощения: малокровие, сухотку, худобу, не прибегая ни к ваннам, ни к молочной диете, ни к припаркам, ни к пластырям, ни к каким-либо другим средствам, а лишь постригая больных сроком на три месяца в монахи. И он уверял нас, что если уж они во иноческом чине не разжиреют, значит и врачебное искусство, и сама природа в сем случае бессильны.

*

А я хоть и грешник, да без жажды не пью. Когда я, Господи благослови, начинаю, ее еще может и не быть, но потом она приходит сама, — я ее только опережаю, понятно? Я пью под будущую жажду. Вот почему я пью вечно. Вечная жизнь для меня в вине, вино — вот моя вечная жизнь.

*

Так вот, запишите в своем мозгу железным стилем: всякому женатому человеку грозит опасность носить рога. Рога — естественное приложение к браку. Не так неотступно следует за телом его тень, как рога за женатым. Если вы услышите, что про кого-нибудь говорят: «Он женат», и при этом подумаете: «Значит, у него есть, или были, или будут, или могут быть рога», — вас никто не сможет обвинить, что вы не умеете делать логические выводы.

*

Уже в зрелом возрасте он женился на Гаргамелле, дочери короля мотылькотов, девице из себя видной и пригожей, и частенько составляли они вместе животное о двух спинах и весело терлись друг о друга своими телесами, вследствие чего Гаргамелла зачала хорошего сына и проносила его одиннадцать месяцев.

*

Кто слишком много такает, тому птичка в ротик какает.

*

– Отчего это у брата Жана такой красивый нос? – спросил Гаргантюа. – Оттого что так Богу было угодно, – отвечал Грангузье. – Каждому носу Господь придает особую форму и назначает особое употребление, – он так же властен над носами, как горшечник над своими сосудами. – Оттого что брат Жан одним из первых пришел на ярмарку носов, – сказал Понократ, – вот он и выбрал себе какой покрасивее да покрупнее. – Ну, ну, скажут тоже! – заговорил монах. – Согласно нашей истинной монастырской философии это оттого, что у моей кормилицы груди были мягкие. Когда я их сосал, мой нос уходил в них, как в масло, а там уж он рос и поднимался, словно тесто в квашне. От тугих грудей дети выходят курносые.

*

Кто отправляется в погоню за счастьем, не должен обременять себя багажом!

*

Узрев, что муж ее собрался в бой
Идти с незащищенною мотнею,
Жена сказала: "Друг, прикрой бронею
Свой бедный гульфик, столь любимый мной".
Считаю мудрым я совет такой,
Хотя он был подсказан ей испугом:
Вдруг будет отнят у нее войной
Кусок, который лаком всем супругам.

*

... в наше время идут в монастырь из женщин одни только кривоглазые, хромые, горбатые, уродливые, нескладные, помешанные, слабоумные, порченые и поврежденные, а из мужчин - сопливые, худородные, придурковатые, лишние рты...

*

Собака - самое философское животное в мире.

*

Мысль человеческую заставляет блуждать в безднах изумления не верховенство последствий, в тесной связи коих с причинами естественными люди убеждаются воочию благодаря хитроумию искусных мастеров, - нет, их ошеломляет новизна опыта, воздействующая на их чувства, о степени же легкости самого действия люди судить не могут, коль скоро прилежное изучение не сочетается у них с ясностью представлений.

*

О том, как Грангузье распознал необыкновенный ум Гаргантюа, когда тот изобрел подтирку

К концу пятого года Грангузье, возвратившись после поражения канарийцев, навестил своего сына Гаргантюа. Обрадовался он ему, как только мог обрадоваться такой отец при виде такого сына: он целовал его, обнимал и расспрашивал о всяких его ребячьих делах. Тут же он не упустил случая выпить с ним и с его няньками, поговорил с ними о том о сем, а затем стал подробно расспрашивать, соблюдают ли они в уходе за ребенком чистоту и опрятность. На это ему ответил Гаргантюа, что он сам завел такой порядок, благодаря которому он теперь самый чистый мальчик во всей стране.
— Как так? — спросил Грангузье.
— После долговременных и любопытных опытов я изобрел особый способ подтираться, — отвечал Гаргантюа, — самый, можно сказать, королевский, самый благородный, самый лучший и самый удобный из всех, какие я знаю.
— Что же это за способ? — осведомился Грангузье.
— Сейчас я вам расскажу, — отвечал Гаргантюа. — Как-то раз я подтерся бархатной полумаской одной из ваших притворных, то бишь придворных, дам и нашел, что это недурно, — прикосновение мягкой материи к заднепроходному отверстию доставило мне наслаждение неизъяснимое. В другой раз — шапочкой одной из помянутых дам, — ощущение было то же самое. Затем шейным платком. Затем атласными наушниками, но к ним, оказывается, была прицеплена уйма этих поганых золотых шариков, и они мне все седалище ободрали. Антонов огонь ему в зад, этому ювелиру, который их сделал, а заодно и придворной даме, которая их носила! Боль прошла только после того, как я подтерся шляпой пажа, украшенной перьями на швейцарский манер.
Затем как-то раз я присел под кустик и подтерся мартовской кошкой, попавшейся мне под руку, но она мне расцарапала своими когтями всю промежность.
Оправился я от этого только на другой день, после того как подтерся перчатками моей матери, надушенными этим несносным, то бишь росным, ладаном.
Подтирался я еще шалфеем, укропом, анисом, майораном, розами, тыквенной ботвой, свекольной ботвой, капустными и виноградными листьями, проскурняком, диванкой, от которой краснеет зад, латуком, листьями шпината, — пользы мне от всего этого было, как от козла молока, — затем пролеской, бурьяном, крапивой, живокостью, но от этого у меня началось кровотечение, тогда я подтерся гульфиком, и это мне помогло.
Затем я подтирался простынями, одеялами, занавесками, подушками, скатертями, дорожками, тряпочками для пыли, салфетками, носовыми платками, пеньюарами. Все это доставляло мне больше удовольствия, нежели получает чесоточный, когда его скребут.
— Так, так, — сказал Грангузье, — какая, однако ж, подтирка, по-твоему, самая лучшая?
— Вот к этому-то я и веду, — отвечал Гаргантюа, — сейчас вы узнаете все досконально. Я подтирался сеном, соломой, паклей, волосом, шерстью, бумагой, но —
Кто подтирает зад бумагой,
Тот весь обрызган желтой влагой.

— Что я слышу? — воскликнул Грангузье. — Ах, озорник ты этакий! Тишком, тишком уже и до стишков добрался?
— А как же, ваше величество! — отвечал Гаргантюа. — Понемножку кропаю, но только от стихоплетства у меня язык иной раз заплетается.

*

Отдохнув несколько дней, Гаргантюа пошел осматривать город, и все глазели на него с великим изумлением: должно заметить, что в Париже живут такие олухи, тупицы и зеваки, что любой фигляр, торговец реликвиями, мул с бубенцами или же уличный музыкант соберут здесь больше народа, нежели хороший проповедник.
И так неотступно они его преследовали, что он вынужден был усесться на башни Собора Богоматери. Посиживая на башнях и видя, сколько внизу собралось народа, он объявил во всеуслышание:
— Должно полагать, эти протобестии ждут, чтобы я уплатил им за въезд и за прием. Добро! С кем угодно готов держать пари, что я их сейчас попотчую вином, но только для смеха.
С этими словами он, посмеиваясь, отстегнул свой несравненный гульфик, извлек оттуда нечто и столь обильно оросил собравшихся, что двести шестьдесят тысяч четыреста восемнадцать человек утонули, не считая женщин и детей.
Лишь немногим благодаря проворству ног удалось спастись от наводнения; когда же они очутились в верхней части Университетского квартала, то, обливаясь потом, откашливаясь, отплевываясь, отдуваясь, начали клясться и божиться, иные — в гневе, иные — со смехом:
— Клянусь язвами исподними, истинный рог, отсохни у меня что хочешь, клянусь раками, ро cab de bious, das dich Gots leiden shend, pate de Christo, клянусь чревом святого Кене, ей-же-ей, клянусь святым Фиакром Брийским, святым Треньяном, свидетель мне — святой Тибо, клянусь Господней Пасхой, клянусь Рождеством, пусть меня черт возьмет, клянусь святой Сосиской, святым Хродегангом, которого побили печеными яблоками, святым апостолом Препохабием, святым Удом, святой угодницей Милашкой, ну и окатил же он нас, ну и пари ж он придумал для смеха!
Так с тех пор и назвали этот город — Париж, а прежде, как утверждает в кн. IV Страбон, он назывался Левкецией, что по-гречески означает Белянка, по причине особой белизны бедер у местных дам.


***





Contemporary Magic : A Tarot Deck Art Project




Contemporary Magic: A Tarot Deck Art Project – проект, под «шапкой» которого 78 художников, дизайнеров или просто, как сегодня говорят – «артистов», представили свое видение одной, из «назначенных» им карты Таро. Впервые проект был представлен в 2010 году. Среди участников немало легендарных имен : Кристиан Лабутен, Карл Лагерфельд, Марк Джейкобс, Вивьен Вествуд, Ник Найт.


Полный список :

Acconci Studio – The Six of Swords
AES+F – The Eight of Swords
Agathe Snow – The Seven of Swords
Andres Serrano – The Hierophant
Annette Messager – The Queen of Wands
Anton Henning – The Eight of Wands
Aurel Schmidt – The Seven of Cups
Barnaby Furnas – The Seven of Wands
Candida Höfer – The Page of Swords
Cao Fei – The Three of Wands
Catherine Opie – The Four of Wands
Christian Louboutin – The Nine of Cups
Diana Thater – The Nine of Wands
Erik van Lieshout – The Two of Swords
E.V. Day – The Page of Cups
Francesco Vezzoli – The Queen of Swords
Fred Tomaselli – Temperance
Gareth Pugh – Death
Haluk Akakçe – The Knight of Wands
Hernan Bas – The Wheel of Fortune
Huma Bhabha – The Two of Cups
Ilya & Emilia Kabakov – The Three of Pentacles
Inez van Lamsweerde & Vinoodh Matadin
in Collaboration with Sebastiaan Bremer –
The Five of Swords
Jake & Dinos Chapman – Judgement
James Turrell – The Seven of Pentacles
Jessica Craig-Martin – The Five of Pentacles
Joan Jonas – The King of Swords
Jorge Pardo – The Six of Cups
Josephine Meckseper – The Queen of Pentacles
Kalup Linzy – The Tower
Karl Lagerfeld – The King of Wands
Katherine Bernhardt – The Nine of Swords
Kehinde Wiley – Nine of Pentacles
Kenny Scharf – The Ace of Pentacles
Lawrence Weiner – The Knight of Cups
Liam Gillick – The Five of Wands
Marc Jacobs – The Knight of Pentacles
Martha Rosler – Justice
Matthew Brannon – The Ten of Swords
Matthew Ritchie – The Ace of Wands
Michael Smith – The Ten of Wands
Mickalene Thomas – The High Priestess
Nan Goldin – The Knight of Swords
Nate Lowman – The Ace of Swords
Nick Knight – The World
Olaf Breuning – The Two of Pentacles
Patrick McMullan – The Hanged Man
Philip Treacy – The Magician
Rachel Howard – The Five of Cups
Rashid Johnson – The Eight of Cups
Raymond Pettibon – The Fool
Richard Phillips – The Sun
Robert Wilson – The Emperor
Roni Horn – The Four of Cups
Rosson Crow – The Six of Wands
Ryan McGinley – The Star
Ryan McGinness – The Ace of Cups
Steven Klein – The Moon
Subodh Gupta – The Eight of Pentacles
Sylvie Fleury – The Ten of Pentacles
Terence Koh – The Lovers
Terry Richardson – The Two of Wands
Thomas Demand – The King of Cups
Thomas Schütte – The Devil
threeASFOUR – The Three of Cups
Tim Noble & Sue Webster – The Three of Swords
Tony Oursler – The Six of Pentacles
Tracey Emin – The Empress
Ugo Rondinone – The Page of Wands
Ultra Violet – The Page of Pentacles
Vivienne Westwood – The Chariot
Wang Guangyi – The King of Pentacles
Wangechi Mutu – Strength
Will Cotton – The Four of Pentacles
Yang Fudong – The Hermit
Yoshitomo Nara – The Four of Swords

Большинство идей кажутся откровенно вымученными и скучными, но кое-что выделить можно :