Ярлыки

18+ 2 Стенберг 2 А. Ступин Абраксас Аксели Галлен-Каллела Александр Петросян Александр Тышлер Алексей Юпатов астролоХия Атласы и карты Боги и приближенные Борис Михайлов Василий Кандинский Василий Шульженко Вася Ложкин Виктор Пивоваров Владимир Дудкин Владимир Любаров Владимир Татлин Владимир Яковлев Володимир Лобода Гелий Коржев Гермес/Меркурий Дизайн & ART Дмитрий Бальтерманц Дмитрий Краснопевцев Дьявол Евгений Бутенко Живопись Здоровье Иван Крамской Игральные карты История Кадр! Казимир Малевич Карл Юнг Кино Кузьма Петров-Водкин Лазарь Лисицкий Лаокоон Лёня Пурыгин Луна Люди Маньеризм Междуречье/Вавилон Меламид и Комар Микалоюс Чюрлёнис Мифология Михаил Клочков Михаил Шемякин моей камерой На бумаге Наука / около науки / Tech Не наука. Критика Никита Поздняков Николай Вечтомов Николай Калмаков Павел Филонов Парис Пётр Дик Религии ретро/старина Роман Минин Селена / Диана / Артемис Серапис символы Собаки & Co Солнечная система Солянка социум СПИД СССР-РФ Стихии Таро Тень ТРИВА фашизм Физиогномика Философия Церера / Деметра Цугухару Фудзита ШЗ Элевсинские мистерии Эрик Булатов Этника Afarin Sajedi Agostino Arrivabene Al Johanson Alberto Giacometti Albrecht Durer Alex Gross Alfred Kubin Ami Vitale Anders Krisár Andre Kertesz Andre Masson Andreas Feininger Andreas Gursky Andrew Wyeth Andy Kehoe Andy Lee Annie Leibovitz Anthony Freda Anton Corbijn ART - неформат Arthur Tress Austin Osman Spare Beautiful Earth Bernard Buffet Bill Brandt Björk Bolesław Biegas Brassaï Burial Burton Pritzker Canaletto Cars Caspar David Friedrich Charles Le Brun Daniel Martin Diaz Daniel Richter David Alan Harvey David Hockney David Salle David Sims Davide Bonazzi Death Diego Rivera Diego Velazquez Diego Velázquez Dolk Lundgren Dorothea Lange Edvard Munch Edward Hopper Egon Schiele Elihu Vedder Elliott Erwitt Ernst Haas Ernst Stöhr Erwin Olaf Ethan Murrow Eyvind Earle Federico Babina Ferdinand Hodler Ferenc Pinter Fernand Leger Francesc Català-Roca Francis Bacon Francis Picabia Francisco Goya Franco Gentilini François Rabelais František Kupka Franz Mark Franz von Stuck Fred Martin Frédéric Benrath Freeman John Dyson Frida Kahlo Fun Geoffroy De Boismenu Georges Braque Georges Seurat Gil Elvgren Gilbert & George Giorgio de Chirico Giorgio Morandi Giotto di Bondone Giuseppe Maria Mitelli Gustave Dore Gustave Moreau Hans Baluschek Hans Burgkmair the Elder Hans Christian Andersen Hans Giger Heckel Jürgen Helmut Newton Hendrick Goltzius Henri de Toulouse Lautrec Henrik Knudsen Henry Darger Herb Ritts Herluf Bidstrup Hilma af Klint Hokusai Humor Irving Amen Irving Penn Jacek Yerka Jack Kerouac Jacques Henri Lartigue Jake Baddeley Jan Saudek Jan Vermeer Jared Lim Jean Fautrier Jean-François Millet Jean-Michel Basquiat Jeff Wall Jheronimus Bosch Jimm Carrey Joan Miro Joe Tilson Joel-Peter Witkin Johann Heinrich Füssli Joseba Eskubi Juan Gris Juan Martinez Bengoechea Juha Arvid Helminen Jules Dupré Julius Diez Kalle Gustafsson Kathe Kollwitz Keith Haring Ken Currie Kurt Schwitters Leah Saulnier Lee Miller Leonardo Da Vinchi Lewis Wickes Hine Loui Jover Lucas Zimmermann Lucian Michael Freud Lucien Lévy-Dhurmer Lucio Fontana Luigi Bussolati Lyonel Feininger Man Ray Marcel Duchamp Mark Rothko Masahisa Fukase Massive Attack Matthew Barney Matthew Rolston Maurits Cornelis Escher Max Ernst Mikael Jansson Mitch Dobrowner Music Neo Rauch New York Nick Knight Nick Veasey Nicolas de Staël No respect OBEY Occult Oscar Dominguez Oscar Howe Otto Dix Outmane Amahou Pat Perry Paul Cadmus Paul Cézanne Paul Delvaux Paul Laffoley Peter Keetman Pierre Soulages Pieter Bruegel de Oude Pilar Zeta Powell Survey Radu Belcin Ralph Gibson Randy Mora Ray K. Metzker Remedios Varo Renato Guttuso René Magritte Ricardo Cavolo Richard Estes Richard Prince right life Robert Del Naja Robert Longo Roberto Matta Roy Lichtenstein Ryan Hewett Sam Abell Santa Muerte Saul Bass Sebastião Salgado Sergio Toppi Sigmar Polke Simon Larbalestier Simone Martini Sophisticated Stanley Kubrick Stanley Milgram Stars Steve Mills Storm Thorgerson style The look Theodor Kittelsen Timothy Leary Tom Deininger Toni Schneiders TOP's Travel Travis Collinson Universe Vaughan Oliver Vincent van Gogh Wayne Thiebaud Werner Schnelle Wilhelm Sasnal Willi Sitte William Barry Roberts William Blake William Conger William Eggleston Wolfgang Paalen X-files Yayoi Kusama Zaha Hadid Zichy Mihaly ψ

Хаос



Хаос - докосмическое состояние, зияющая пра-бездна ; неупорядоченное первовещество; противоположность конечному, упорядоченному космосу. Хаос получил яркое развитие и в качестве мифологического персонажа, начиная еще с Гесиода. Впервые слово «хаос» встречается у него: «Прежде всего возник Хаос» («Теогония» 116).
Само понятие хаос происходит из греческого chaos, от корня cha-, отсюда chaino, chasco - "зеваю", "разеваю". Хаос поэтому означает прежде всего "зев, зевание, зияние, разверстое пространство, пустое протяжение".
У орфиков хаос вместе с Эфиром был порождением Хроноса, но сам Хронос рисовался как крылатый дракон с головой быка и льва и с лицом бога, именно этот образ в ряде античных фрагментов ассоциировался с Гераклом, подвиги которого также носят аллегорический характер, он же был использован евангелистами и ранними христианами для оформления эзотерического смысла Нового Завета. С другой стороны, хаос и эфир порождали из себя Андрогинную Силу, муже-женское начало, являвшееся началом всех вещей, из слияния которой рождается весь материальный мир. Это видение хаоса интересно своей корреляцией с известным 27 стихом из 1 главы Бытия: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их».. И хотя хаос у  орфиков трактовался как "страшная бездна", тем не менее именно эта сила в диалогах Платона становится синонимичной Алайе – Мировой Душе, оживотворяющей Вселенную.

Но в целом, большинство древних философов понимали Хаос как изначальное, беспорядочное и бесформенное состояние мира. 

Гесиод, к примеру, располагает Хаос среди первопотенций наряду с ГеейТартаром и Эросом; причем он придает им одновременно и физическое (Хаос как бесконечное пустое мировое пространство), и мифологическое понимание. Согласно гесиодовой космогонии, облеченной в образы мифологической генеалогии, хаос, будучи чистым отрицанием, порождает столь же негативные силы — черный Мрак и Ночь. Он возникает первым, но не является ни творческим первоначалом, порождающим космос, ни материалом для вселенной, а образует лишь пространство для развертывания позитивных сил — Геи-Земли и Эроса-Любви, которые зарождаются не из него, а наряду с ним и после него.

Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом
Широкогрудая Гея (Земля), всеобщий приют безопасный,
Сумрачный Тартар в земных залегающих недрах глубоких,
И между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос (Любовь).
Сладкоистомый — у всех он богов и людей земнородных
Душу в груди покоряет и всех рассуждения лишает.
Черная ночь и угрюмый Эреб (Мрак) родились из Хаоса.
Ночь же Эфир (Свет) родила и сияющий День или Гемеру…
Гея же прежде всего родила себе равное ширью
Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду
И чтобы прочным жилищем служил для богов всеблаженных...

Теогония, 116-128.

Для мифологического сознания вообще характерно, что пространство образуется лишь по мере возникновения самого мира, оно не предшествует вещам, а появляется только вместе с возникновением «частей» мира, складывается как их определенное взаимоотношение. Исходя из того, что пространство появляется вместе с возникновением «частей» мира, как их структура и отношение, Хаос следовало бы назвать до-пространством, или даже непространством. Вещи, — в т. ч. такие космологические сущности как Земля (Гея) и Небо (Уран), — не просто организуют пространство структурно, они его впервые производят, создают. Именно поэтому у Гесиода — по мере образования мира, заселения его всевозможными богами, титанами, циклопами и нимфами — хаос оказывается оттесненным куда-то на периферию мира (точнее, в его глубину). 


Схолиаты представляли  Хаос как воду (с фантастической этимологией от cheo - "лью, разливаю"), то как разлитой воздух, то по-платоновски как место разделения и расчленения стихий. Из досократиков Акусилай и Ферекид считали Хаос началом всякого бытия. При этом Ферекид отождествлял Хаос с водой, т.е. заполненным пространством. Ни Гомер, ни Пиндар, ни Эсхил, ни Софокл ни разу не употребляют этот термин. У Еврипида Хаос является пространством между Небом и Землёй, а Проб, который приводит этот фрагмент из Еврипида, считает Хаос воздухом, заполняющим место между Небом и Землёй. Таким образом, к концу классического периода в Греции существуют две концепции Хаоса, исходящие из гесиодовской. Одна выдвигает на первый план понятие Хаос как физическое пространство, пустое или чем-нибудь наполненное; а другая (напр., у Аристофана) понимает Хаос как нечто живое и животворное, как основу мировой жизни.
Первая концепция углубляется Аристотелем и ещё больше - Платоном. Аристотель отождествляет хаос с местом, или пространством, отмечая, что Гесиод был прав, делая хаос первым, ибо все вещи должны находиться где-нибудь; пространство, «то, без чего не существует ничего другого, а оно без другого существует, необходимо должно быть первым».
У поэтов хаос иногда обозначает просто тьму, иногда употребляется в конкретном значении широко разинутой глотки (голодного крокодила или волка).
Хаос часто отождествляется с Тартаром  — подземной бездной, безвозвратно поглощающей все некогда живое и символизирующей смерть. Другое подземное царство смерти — Аид — мыслится как расположенное ближе к земле; там умершие еще продолжают как-то существовать, хотя бы в виде теней; Тартар — бездна полного небытия, из которой нет возврата. У Марка Аврелия хаос — это бездна времени, «бесконечная в обе стороны вечность», беспредельная ненасытность, неумолимо поглощающая все сущее («Размышления» IV, 3) (в греческой мифологии Время — Кронос — пожирает всех своих детей). В позднем пифагореизме хаосом называют Единое, желая подчеркнуть его непознаваемость и тьму. 

Наряду с пониманием хаоса как зияния, бесконечного пространства, тьмы и всепоглощающей бездны, восходящим к Гесиоду, уже у некоторых философов-досократиков (Акусилай, Ферекид) и в особенности у стоиков встречается другая трактовка хаоса как неупорядоченного первовещества, из которого случайно или под воздействием неких противоборствующих или упорядочивающих сил сложился мир. В этом случае слово «хаос» этимологически выводится не из зиять, а из лить  и означает первоначало вселенной, чаще всего — в соответствии с новой этимологией — воду. Это первоначало, как и гесиодовско-аристогелевский хаос, бесконечно и с возникновением космоса не исчезает, служа для него местом; в отличие же от хаоса-зияния хаос-первовещество не пуст (это, по стоикам, очень разреженное вещество, которое сгущается под воздействием вихря и образует вселенную) и не бесплоден, но наделен некой творческой потенцией. По отношению к уже существующему космосу стоический хаос не представляет собой ненасытную пустую бездну или бесконечную энтропию, а является своего рода кладовой первовещества, подпитывающей космос. 

В христианской литературе понимание хаоса опосредовано библейской экзегезой. В Книге Бытия 1,2 говорится о «тьме над бездною», бывшей до сотворения мира. Эта «бездна» по своему значению (темная, бездонная, страшная пустота) исключительно близка к греческому понятию хаоса и отождествляется с ним. Однако учение о творении из ничего лишает ее всякой космогонической значимости как в качестве места мира, так и в качестве его первоматерии. Эта бездна не исчезла и по сотворении мира, продолжая существовать в виде ада. Кроме того, хаос приобретает у христианских экзегетов и эсхатологическое значение, поскольку в «Апокалипсисе» (17,8) говорится, что в конце времен «зверь выйдет из бездны» (). 

В средневековой философии и космологии (Калкидий, Василий Великий, Беда Достопочтенный, Фома Аквинский) распространено учение о двух материях — первичная materia, невещественная, пустое пространство, или чистая потенция, в которой творится мир и существование которой опровергают большинство христианских учителей, и suva — вторичная материя, разреженная и беспорядочно движущаяся масса первоэлементов вещества, результат первого акта творения, хаотическое состояние, предшествующее появлению оформленных тел. Средневековые мыслители отождествляют ее с хаосом древних («беспорядочное смешение телесной твари, которое древние звали Хаосом» и которое, по убеждению Фомы, действительно было первым состоянием вселенной, но первым не по времени, а только по порядку, логически, «Сумма теологии» XI, 8). Очевидна связь первого понятия, materia, с гесиодовско-аристотелевским хаосом и понятием материи в платонизме, а второго, silva, с хаосом стоиков. Именно от последнего ведет свою историю современное понимание хаоса как первобытного беспорядка.

Платон же под Хаосом понимал свою "всеприемлющую природу", т.е. то, что обычно называется у Платона материей. Это - то невидимое и неосязаемое, лишённое всяких физических качеств начало, которое получает после исключения из физического тела всех его реальных свойств, то, что нельзя даже назвать каким-нибудь именем, ибо всякое имя предмета всегда приписывает ему то или иное свойство. В этом смысле Хаос Платона очень близок таинственному Дао Лао-Цзы, описанному в его знаменитой книге «Дао Дэ Цзинь». Хотя у Платона это, скорее, идеальный образ чистой материи, как бы потенция существования тела, не зависимая ни от каких его проявленных свойств. Он интуитивно ощущает и описывает через это понятие ту изначальную Гармонию, которая присуща телу еще до его проявления на физическом плане. Это именно то, о чем говорил Гете: «Каждая вещь существует в силу гармонии, которая ей внутренне присуща и которая ей предшествует».Т.е. хаос в этой традиции не какое-нибудь тело, а принцип непрерывного  становления тела.

Например, исследовав понятие хаоса и введя его в современную синергетическую модель Вселенной возникает возможность универсальным образом описать явления самоорганизации, прояснить значение открытости систем, роль случайности, природа катастрофических революционных изменений в системе, механизмы ее альтернативно-исторического развития и т.д..

Стоики в большей части считали хаос водой, первоэлементом, но при этом вода путём сгущения или разрежения превращается в разные тела, так что сам по себе хаос представлялся субстанцией до своего расчленения и разъединения на элементы. Понимание хаоса как бесконечной протяжённости, причём не относительно пространства, как обычно, а времени, встречается у Марка Аврелия. В своих «Размышлениях», касаясь темы возникновения природы, он описывает хаос как своего рода вечность, выходящая их ниоткуда и уходящая в никуда. В этом он повторяет истины, преподаваемые в Мистериях Посвящения, которые описывали мир как систему изменяющихся и переходящих друг в друга измерений, бесконечно разворачивающихся во времени. Именно эта идея передается в аллегорическом образе индусского змея вечности, Шешу, опоясывающего своим телом мир и кусающего свой хвост, т.е. возвращающемуся к первоначалу. Впоследствии хаос начинает пониматься как беспорядочное состояние материи. Этот момент в скрытом виде находился во всех тех учениях, которые вообще понимали хаос как принцип становления. У Овидия его мироздание прямо начинается с хаоса и сам хаос трактуется как "нерасчленённая и грубая глыба", хотя уже с животворными функциями. Постепенно развиваясь, античная мысль двигалась в направлении тех формул, которые можно было бы привлечь для характеристики хаоса как принципа становления. Стали замечать, что в хаосе содержится своего рода единство противоположностей:

Хаос всё раскрывает и всё развёртываёт, всему даёт возможность выйти наружу; но в то же время, он и всё поглощает, всё нивелирует, всё прячет вовнутрь.

У Овидия имеется образ хаоса в виде двуликого Януса, выступающего как творческое начало, таким образом, античная концепция хаоса выдвигала на первый план творящий момент этого понятия.
У орфиков хаос оказался в самом близком отношении к мировому яйцу, образу, глубоко почитаемому в античности. Именно из этого понятийного субстрата выходит вся Вселенная. Интересно рассуждение у Климента Римского, излагающего эти древние учения: "Орфей уподобляет Хаос яйцу. Ведь в яйце - слияние первых элементов. Гесиод предположительно называет Хаосом то, что Орфей называет порождённым яйцом, выброшенным из безграничности материи". Климент Римский пишет о первоначальном беспорядочном состоянии материи, которое постепенно превратилось в этот хаос-яйцо, а отсюда появляются и все реальные формы мира. Симплиций развивает мысль о том, что Эфир и Хаос являются теми тезисом и антитезисом, из слияния которых образуется всё бытие: из Эфира - эманации богов, а из бездны хаоса возникает вся беспредельность. В окончательной форме эта концепция сформулирована у Гермия Александрийского: монада - Эфир, диада - Хаос, триада - Яйцо. Именно так это трактуется в произведениях ранних пифагорейцев. Следовательно, хаос имеет двойственную структуру, хотя его исходным пунктом является не дуада, а монада, и уже в монаде заключено в свёрнутом виде всё развёртываемое в дуаде. Поэтому и неоплатоники представляли хаос как монаду. Прокл говорит об "умопостигаемом хаосе" как об исходном пункте всех эманаций и как о той конечной точке, к которой возвращаются все эманации. Вообще, учение о совпадении начал и концов в хаосе для античного мышления - одна из типичнейших тем. Из этого видно, что :

хаос действительно есть принцип непрерывного, неразличимого и бесконечного становления, без которого невозможно существование ни богов, ни мира, ни людей, ни божественно-мировой жизни вообще.
В римской литературе хаос это бездна, в которой разрушается всё оформленное и превращается в некоторого рода сплошное неразличимое становление, в ту "всепоглащающую бездну", где коренятся только первоначальные истоки жизни, без ее проявленного состояния.

В представлении жителей древнего Шумера, Вавилона и всех народов, населявших восточные горы и область между Тигром и Евфратом, хаос — это некий огромный предмет или большой диоритовый камень, который возник из черных, неведомых вод, и этим водам невозможно дать определение.
Даже народы доколумбовой Америки и в «Пополь-Вухе», и в «Чилам Баламе» также упоминают хаос как исток всех вещей; во всех дошедших до нас книгах и кодексах хаос описывается как противоположность космосу, то есть порядку, который должен возникнуть.
Понятие хаоса встречается и у народов Северной Европы. В германской мифологии и у скандинавов хаос — начало всех вещей. Они пытались придать ему какой-то образ, но трудно дать образ тому, что невообразимо, описать то, что не поддается описанию, и поэтому они называют его Гимнунгагап. Это нечто подобное огромной застывшей бездне, где все существует в потенциале, а не в реальности; это бездонная пропасть, полная смерзшейся пыли с глыбой льда в самом центре. Глыбу эту лижет существо, напоминающее корову, лижет до тех пор, пока не придаст облик первичным элементам, которые должны воплотиться.
Даже сегодня в английских деревнях рассказывают о Хампти Дампти — персонаже, голова которого, столкнувшись со стеной, разбивается на тысячу кусков, и из этих кусков потом рождаются гномы и многие другие сказочные существа. То же происходит с индусским божеством Падма-пани, чья белая голова рассыпается на множество цветов и оттенков, уравновешивающих вселенную.

В первоначальной стадии творения, говорится в индийской мифологии, рудиментарная Вселенная, погруженная в Воду, покоилась в лоне Вишну. Из этого Хаоса и Тьмы возник Брахма, Зодчий Мира, восседающий на листе Лотоса, движимый над водами, не будучи в состоянии различить что-либо, кроме воды и тьмы. Видя такое печальное состояние вещей, Брахма восклицает в унынии и в недоумении: «Кто Я? Откуда произошел Я?» Тогда он слышит голос: «Направь свои мысли к Бхагавату». Брахма, восстав из положения пловца, садится на Лотосе в позе созерцания и размышляет о Вечном, и Вечный, будучи удовлетворен таким доказательством благочестия, рассеивает первоначальную тьму и раскрывает его понимание. После этого Брахма выходит из Вселенского Яйца (Беспредельного Хаоса), как Свет и приступает к работе. Он носится над Вечными Водами с Божественным Духом в себе самом, и, в качестве Двигателя Вод, Он есть Вишну или Нараяна.
Это описание, конечно, достаточно экзотично, но и в такой форме оно прекрасно согласуется с египетской космогонией, которая в своих первых положениях являет Athtor или Мать-Ночь, выражающую собою Беспредельную Тьму, как Первичный Элемент, покрывавший беспредельную Бездну и оживотворенный Водою и Всемирным Духом Вечного, который один пребывает в Хаосе. Также и в Писаниях еврейских гностиков история сотворения начинается с Божественного Духа и его творческой Эманации – которая есть другое Божество.
Концепция Сваябхувы, в буддизме махаяны, очень напоминает эту же непроявленную потенцию, так же точно, как Нирвана, в смысле угасания отражает ту же самую идею об исчезновении проявления, но не жизни. Ибо жизнь, в своей чистой потенциальности, может выходить за рамки конкретно очерченных форм. Каждая нация, правда, добавляла свои «ощущения»  к этой поглощающей бездне и именно по этим ощущениям можно было судить о ее архетипах и внутренней интенции, символизирующей вектор развития цивилизации. Причем на сломе эпох, как это было в Древнем Риме и, например, в западноевропейской литературе и философии 19-20 вв., хаос (бессознательное) описывался  в терминах острого субъективного переживания, надломленного на переломном рубеже и этой концепции придавался ужасающий аффект и трагический пафос перед этой бесформенной всепоглощающей бездной. 

Однако, эта точка зрения не исчерпывала собой различные аспекты понимания этого понятия.
Традиция мистической и эзотерической философии описывает хаос как созидающий принцип, сотворивший фантасмагорию видимой, проявленной Вселенной. Хаос в начале, и Эфир после этого «отображения», это одно и то же Божество, проникающее Пространство и все сущее. Это – невидимый, невесомый Дух всего сущего и, одновременно, невидимый, но ощутимый ток, излучающийся из пальцев любого человека и даже многих т.н. «неживых объектов природы». Последние научные исследования подтверждают взаимосвязь формы предмета и той энергии, которая ему внутренне присуща. Умение управлять этой энергией – один из составных разделов науки будущего. Субстанция Хаоса многими эзотерическими авторами трактуется как «Живой Огонь»., называемый еще дух Света.

*

Санхуниафон в Космогонии описывает как Ветер (Дух) возлюбил свои собственные принципы (Хаос), в результате чего произошло тесное слияние, получившее название Потос (πόθος), и от этого слияния произошло семя всего. И Хаос не знал своего собственного порождения, ибо он был бесчувствен; но из его слияния с Ветром был зарожден Môt или Ilus (Ил). Отсюда возникли споры творения и произошло рождение Вселенной.

Возвращаясь к проблеме трактовки хаоса в античности, надо сказать, что последним этапом его античного представления была концепция неоплатоников. Поскольку неоплатонизм является позднейшей реставрацией всей древней мифологии, он по необходимости превращал живую и конкретную мифологию в философскую систему абстрактных понятий и по необходимости становился абсолютным идеализмом, в котором главную роль играла теория чистого мышления. И поэтому в преддверии заката римской цивилизации и рождения новой, христианской системы верований древний образ хаоса опять начал играть свою основную роль, но уже как один из организующих принципов чистого мышления. В этой системе хаос описывался как универсальный принцип сплошного и непрерывного, бесконечного и беспредельного становления.

Античный Хаос есть предельное разряжение и распыление материи, и потому он - вечная смерть для всего живого. Но он является также и предельным сгущением всякой материи. Он - континуум, лишенный всяких разрывов, всяких пустых промежутков и даже вообще всяких различий. И потому он - принцип и источник всякого становления, вечно творящее живое лоно для всех жизненных оформлений. Античный Хаос всемогущ и безлик, он все оформляет, но сам бесформен. Он - мировое чудовище, сущность которого есть пустота и ничто. Но это такое ничто, которое стало мировым чудовищем, это - бесконечность и нуль одновременно. Все элементы слиты в одно нераздельное целое, в этом и заключается разгадка одного из самых оригинальных образов античного мифологически-философского мышления.


Итак, историческая заслуга древнегреческих теокосмогоничес­ких мифологий состояла в выработке общего представления о Кос­мосе, которое служило важной предпосылкой возникновения науч­ного познания мира. Космос осознавался древними греками как ма­териальное, организованное и в то же время одухотворенное, живое целое, образовавшееся из стихии неорганизованного Хаоса. Космос, или Вселенная, представлялись как гармоничное, симметричное, ритмически устроенное целое. Это целое находится в состоянии по­стоянного становления, изменения. Космос периодически способен превращаться в Хаос и вновь возрождаться. Каждая часть Космоса воспроизводит структуру космоса в целом. Не боги создавали Космос, а Космос создал из себя богов — таким мировоззренческим представ­лением завершалось мифологическое сознание. И это же представле­ние открывало дорогу для возникновения науки. Симптоматично, что термины «хаос» и «космос» пришли к нам из древнегреческого: как отчетливые понятия-термины они кристаллизовались при переходе от мифоэпической к раннефилософской   и ранненаучной традиции.


Хаос и Космос

Ранняя греческая наука о природе трактует Хаос несколько иначе — как исходное состояние природы, когда разнородные семена вещей образовывали беспорядочную смесь, представлявшую собой грубую бесформенную массу. Эта трактовка прочно утвердилась в европейской традиции и вплоть до настоящего времени термин «хаос» служит обозначением беспорядочного смешения. Такая трактовка наиболее ясно противопоставляет хаос космосу (особенно в его антич. понимании). Действительно в др. -греч. языке «космос» — это украшение, наряд (космос и косметика — слова однокоренные), красивый порядок, строй.
В качестве понятия для обозначения мироздания слово «космос» первым использовал Пифагор, перенесший на мироздание идею умопостигаемого строя, порядка и лада. Именно с идеей космоса — порядка связано античное представление о границах мироздания. Если мироздание — космос, т. е. порядок, то он никак не может быть безграничен. В безграничном не существует и не может быть порядка. Поэтому безграничен только Хаос, а космос всегда упорядочен и ограничен.
Понятие «космос» выходит далеко за рамки собственно космологических представлений, оно имеет отношение к различным сторонам греческой жизни.

Глагол «упорядочивать» мог использоваться в самых разных сферах. Применительно к войску, это слово обозначало «построение»; хорошо выстроенное войско было зрелищем «страшным для врагов», но «прекрасным для друзей». Поэтому порядок воинского строя осознавался как прекрасный космос.

Точно так же понимался дом и город. В трактате Ксенофонта «О домохозяйстве» (кон. 5 — нач. 4 в. до н. э. ) находим замечательный пример космоцентризма греческой культуры. Здесь описывается обычная житейская ситуация: молодой человек по имени Искомах вводит в дом жену. Первое, что он показывает ей, — это устройство дома: «В нем нет лепных украшений, но комнаты выстроены с таким расчетом, чтобы служить как можно более удобным вместилищем для предметов, которые в них будут, так чтобы каждая комната сама звала к себе то, что к ней подходит». На свете нет ничего, столь полезного и прекрасного, как порядок. Ксенофонт не устает повторять, что у каждой вещи в доме должно быть особое, ей предназначенное место. Да и как иначе, восклицает он, «ведь в городе вещей в десять тысяч раз больше, однако какому слуге не прикажи купить тебе что-нибудь, ни один не задумается, а всякий, конечно, будет знать, где что купить. Причина этого лишь та, что все находится в определенном месте».
По Ксенофонту, существует две категории людей: «у первых все бросается где попало, у других — ставится на своем месте. . . Да и не только на своем месте, но все распределяется так, как ему следует быть». Автора в неподдельный восторг приводит обнаружение порядка-космоса в самых обычных вещах: «Какой красивый вид, — восхищается он, — представляют собой плащи рассортированные». Прекрасное зрелище являют также покрывала и скатерти, когда они сложены в порядке и находятся в отведенном для них месте. И «горшки, расставленные в хорошем порядке представляют собой что-то стройное». Домашние предметы, утверждает Ксенофонт, кажутся красивыми от того только, что они расставлены в порядке. «А как красиво, — не может сдержать своего восхищения Искомах, — когда башмаки стоят в ряд, какие бы они ни были»(!). Трудно найти другой текст, в котором античная идея порядка-строя была бы выражена с такой силой несколько простодушного и наивного восхищения перед процессом расстановки — космизации мира. Причем космос это порядок, соответствующий самой природе бытия. В трактате «О домохозяйстве» неоднократно говорится, что те или иные места «сами зовут к себе подходящие им по природе вещи». Распределяя все по подходящим для него местам, человек должен лишь внимательно всматриваться, созерцая и обозревая мир в целом и частях.

Оформленный в прекрасный космос беспредельный хаос продолжает пульсировать в недрах бытия и греческого восприятия мира. Всем своим существом уже не только древний грек но и большинство современников ощущают эту пульсацию, страшатся ее не поддающихся расчету-логосу всплесков. Не случайно пифагорейские категории включали в себя десять пар фундаментальных противоположностей: ограниченное и безграничное, нечетное и четное, прямое и кривое, ясное и темное, правое и левое, хорошее и дурное, мужское и женское, квадрат и параллелограмм. . . Все оппозиции рассматривались как взаимосвязанные. Нечетные числа, выстроенные в последовательности, называемой пифагорейским гномоном 1, +3 (=4), +5 (=9), образуют квадрат, отношение сторон которого всегда равно единице. Это начало ясности и определенности, границы и формы. Четные числа, выстроенные опр. образом (от двойки: 2, +4 (=6), +6 (=12)), образуют параллелограмм. Отношение сторон его изменчиво, непостоянно (1к2;2кЗ;Зк4 и т. д. ). Поэтому четные числа символизируют начало иррациональное, темное и безграничное. Если первое нечетное число (не единица, а тройка; единица выводится за рамки числового ряда: это даже не число, а «начало всякого числа») сопоставляется у пифагорейцев с мужским началом определенности, то первое четное число (2) — с женской стихией неопределенности. Недаром, разрабатывая учение о материи, Платон называет материю не только Матерью или Кормилицей всего сущего, но и «неопределенной двоицей».

Итак, греческий космос неразрывно связан с идеей границы, формы.

При этом понятие границы вполне определенно эстетизируется, выступая как начало красоты. Для грека красота — это, законченная, прекрасно отточенная телесная форма. Космос воспринимался как самое совершенное тело, прекраснее которого ничего нет и быть не может. Аналогичные представления в известной степени были свойственны и римлянам. В лат. яз. для понятия «мир» издревле имелось одно слово — mundus (существительное муж. р. ). Рядом с ним существует прилагательное mundus, имеющее значение «чистый», «красивый», «нарядный», от которого образовано существительное среднего рода со значением «женское украшение», «наряд», «убор». Это слово соединялось (контаминировало) с mundus — «мир», и в результате последнее стало восприниматься как полный аналог греч. «космос», что задавало рассмотрение «вселенной» и «мира» под знаком понятий красоты и прекрасного устройства. Хотя по свидетельствам римского писателя Варрона, именно так и воспринимали mundus древние римляне, тем не менее вполне вероятно, что это уже довольно поздние ассоциации, продиктованные именно греческой идеей космоса. Являющийся аналогом современного понятия «мир», «вселенная» лат. термин mundus, отмечала в свое время Фрейденберг, значил когда-то «яму», «подземность», но и «космос», «землю».

Орфики заостряют внимание на принципиальной непредсказуемости хаоса, тем более страшной, что она не оставляет человеку возможности приспособления к ней (в то время как космос — обустроен, и соразмерен человеку).

Отсюда и соотнесение хаоса с аидом: как и в хаосе, в аиде все разрушается и гибнет, теряет вид и форму. Будучи невоплощенным и неоформленным («безвидным» — таково значение слова «аид»), хаос чувственно не воспринимаем и может быть помыслен только в качестве умозрительного.
Идея устроения—порядка (в лат. яз. это еще и социально-правовое ordo) присуща и римской картине мира; но в сравнении с греческим космосом этот порядок обнаруживает несколько иные свойства.
Лат. mundus первонач. связывалось с «ритуальной ямой», символизировавшей также «вход в подземный мир». В ритуальную яму, выкапывавшуюся, напр., при основании города, клали «начатки всего, что считается по закону чистым, по свойствам — необходимым. ., а в заключение каждый бросал туда горсть принесенной им с родины земли, которую затем смешивали» (так Плутарх в «Жизнеописаниях» описывает основание Рима Ромулом). В этом описании основания «города и мира» (urbs et orbis: лат. orbis имеет значение «порядка» и «круга», «окружности» — отсюда orbis terrarum как «круг земель», «земля», «мир»; как обозначение круга orbis переносится и на небесный свод или диск, что в еще большей степени способствует «космологи-зации» этого понятия) весьма показательно то, что в фундамент кладется все то, «что по закону считается чистым». Тем самым как бы подчеркивается стремление к устроению миропорядка на началах справедливости и права. Давно замечено, что «римский мир» дал европейской культуре идею права -это расхожее суждение не совсем потеряло свою значимость. Действительно для римлян «рах rоmаnа» воспринимался как мир, в котором действует римское право. Представления об устройстве мироздания у римлян базируются, по-видимому, не столько на понятии «прекрасного космоса», сколько на идее священного порядка—права (отсюда позднейшие толкования хаоса как беззакония). 

Средневековая концепции мироздания отчетливо сближают мир с храмом — домом Бога, в котором все освящено его присутствием. На первый взгляд этому близка и античная концепция дома—космоса, с той лишь разницей, что акцент переносится здесь на понятие Творца и творения. В мироустройстве в этом смысле важна не столько сама идея порядка, сколько то, кем и как этот порядок сотворен. Бог творит мир Словом-Логосом. Упорядоченное это всегда расчлененное — раздельное и сложенное одновременно. В средневековом опыте мироздания эта расчлененность мира воспринимается, прежде всего, как «членораздельность» речи, слова. Восходящая еще к античности ассоциация космоса с членораздельной речью здесь особенно важна. Мир так же «членоразделен», как членораздельно Слово, вызвавшее его к жизни. Библия описывает сотворение мира как ряд актов «отделения» одного от другого («. . . и отделил Бог свет от Тьмы. . . », «. . . и отделил Бог воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. . . »). 

Средневековое отношение порядка мироздания к воле Бога — это отношение покорности. «Законосообразность мировых процессов понята как послушание небесных сфер и четырех стихий, как их монашеское смирение, их отказ от своеволия, их аскеза». Космологический принцип оказывается поэтому аналогом церковной дисциплины. Раннехристианский автор так описывает мир, повинующийся воле Бога: «Небеса его управлением движимы, в мире ему покоряются. День и ночь совершают они бег, им предназначенный, нимало не чиня друг другу препятствий. Солнце и Луна, и хоры звезд по велению его в согласии, без всякого отступления шествуют по кругу в положенном им пределе» (Clementis Romani I Epistola ad Corinthios XX).
Средневековым символом Вселенной был по преимуществу собор, структура которого мыслилась во всем подобной космическому порядку; обозрение его внутреннего плана, купола, алтаря, приделов должно было дать полное представление об устройстве мира. Молящийся в храме созерцал красоту и гармонию божеств, творения мира….
Сами по себе понятия «космос» и «хаос», особенно «хаос», в средневековой литературе не были широко употребляемыми. Не кажется преувеличением утверждение, что место античных КОСМОСА и XАОСА в «понятийном словаре» средневековья, скорее, занимали понятия об аде и рае. То, что хаос тесно связан с Тартаром и Аидом, прослеживается уже в той самой «Теогонии» Гесиода.
В средневековой культуре эта связь (хаос—>ад) была, по всей видимости, только упрочена. При этом надо заметить, что Аид изначально контаминировал с хаосом не столько как беспорядок, сколько как «мрачная бездна подземелья». Представления о хаосе-аде первоначально не были сколько-нибудь глубоко структурированы, однако в «Божественной комедии» Данте они уже предстают детально проработанными. При этом характерно, что Ад представляет собой здесь в высшей степени упорядоченное пространство. Поэтому появляется возможность зафиксировать представление о порядке не только как о чем-то прекрасном, но и ужасном, страшном. Идея порядка-строя внутри себя начинает как бы двоиться. Наряду с прекрасным порядком божеств, мироздания существует страшный («дьявольский») порядок Ада (то, что Ад у Данте сотворен самим Богом, ничуть не препятствует, на самом деле, его сближению с Дьяволом).

Хаос охватывает как процесс становления космически оформленного мироздания, так и процесс разрушения «установившегося» космоса (египетский бог-творец, Атум, угрожает богам: «Я разрушу все, что я создал. Мир снова превратится в хаос, Нун... как было вначале»).
Включая в себя последовательно сменяющие друг друга космические циклы (от становления до гибели), хаос, таким образом, вечно пребывает в качестве воплощающегося в этих циклах, но отличного от них начала, характеризующегося как безграничной открытостью всевозможным вариациям становления, так и вечностью как бесконечной неисчерпаемой потенциальностью. Философия усматривает в хаосе первоначальное состояние неорганизованной материи, из которого созидается новый порядок бытия путем проявления скрытых сущностей. Таким образом, хаос выступает как то, что включает все противоположные силы в недифференцированном состоянии.



Наука

Хаос и Космос здесь не противопоставляются, а являются «элементами» одной цепочки.

Образно-мифологический взгляд на становление материи, информации и энергии все более и более отчетливо проявляется и в современной науке. Он представлялся, говоря современным системным языком т.н. креативной триадой: Способ действия + Предмет действия = Результат действия.

ХАОС — неоформленная инертная материя, материал, простейшие элементы конструирования, сокрытые потенциальные возможности и формы, страдательное пассивное начало (в мифологии женское начало - Инь), предмет действия, означаемое.
ТЕОС (Логос) — закон, эйдос, стабильные архетипы, принципы, замыслы, намерения, неизменные в процессе рождения Космоса, способ действия, глагол (в мифологии активное мужское начало - Ян), означающее.
КОСМОС — результат соединения-взаимодействия в акте становления Хаоса и Теоса - проявленная структура в феноменальном или ноуменальном мире, существующая по известным принципам временного развития (в мифологии принцип гармонии - Дао ), результат действия.

На языке гуманитария  – творческий акт в ноуменальном мире: замысел (ХАОС) + потенция (материал) (ТЕОС) = произведение, форма (КОСМОС). В контексте конкретных научных дисциплин трехчастный пример динамических законов можно проиллюстрировать на примере II закона Ньютона следующим образом.

Сила (Теос) будучи приложенной к Телу (масса тела -инертное начало, Хаос) порождает проявленное пространственно-временное изменение состояния движения тела - Ускорение (результат действия, Космос) . F / M = A.

А вот как звучал основной закон динамики в античной физике Аристотеля: Сила (Теос) будучи приложенной к Телу (сопротивление Среды движущемуся телу - инертное начало, Хаос) порождает проявленное пространственно-временное изменение состояния движения тела - Скорость (результат действия, Космос). F / g = V.

Мы видим, что эти законы идентичны структурно, но не содержательно. В обоих случаях сила выступает причиной изменения абсолютного состояния движения тел, но у Аристотеля это состояние ­­- покой, а у Ньютона – движение по инерции. В современной научной интерпретации это звучит так: Аристотель описывает незамкнутую диссипативную систему (не все силы отнесены к порождающей причине F, за кадром остались силы сопротивления среды), поэтому и абсолютное состояние движения у него - покой (в среде это так), и его закон, конечно приближенный, асимптотический – первое воплощение синергетической идеи аттракторов - целей развития системы; вспомним мощный телеологический мотив всей философии Аристотеля. У Ньютона, напротив, описывается замкнутая, координированная структура, переходящая естественным образом из состояния покоя в состояние движения.

Еще один пример из области квантовой физики. Фундаментальным постулатом квантовой теории является постулат наблюдаемости или измерения любой физической величины, это целый ритуал с очень жесткими правилами перевода, не имеющих наглядной интерпретации свойств микромира на привычный язык макроявлений, при этом переводе многие экзотические черты микромира безвозвратно утрачиваются, да и сам изучаемый микрообъект настолько возмущен грубостью средств наблюдения, что может просто перестать существовать, дело в том, что средства наблюдения обязательно макроскопические, а объект микроскопический.
Итак, воздействие акта наблюдения на систему принципиально неустранимо, причем уточнить результат наблюдения можно до определенных границ задаваемых знаменитым принципом неопределенности Гейзенберга, и сам результат носит вероятностную интерпретацию, т.е. в другой раз получился бы другой результат и каждому исходу измерения приписывают свою вероятность, которая зависит от свойств микрообъекта или, как принято говорить, от состояния микросистемы (ее волновой функции), имплицитно содержащего все потенциальные результаты наблюдения над ней. И, наконец, сам прибор измеряет не что угодно, а свойства некоторой физической величины, как говорят — наблюдаемой, причем каждой наблюдаемой отвечает свой тип наблюдения, свой прибор. И все же, какое это имеет отношение к процессам становления? — самое прямое. Дело в том, что, как правило, система не имеет определенного значения наблюдаемой физической величины до процесса ее измерения(наблюдения): в момент акта измерения система проектируется на одну из своих компонент-возможностей, отвечающих точному значению измеряемой величины, имеющему вполне макроскопическое числовое значение, этот процесс называется процессом редукции волновой функции, и по сей день он не подлежит детализации, вызывая у многих физиков полумистическое чувство недоумения. Пожалуй, это повсеместное явление и есть самый яркий пример становления, в котором и состояния и наблюдаемые (операторы) взаимно влияют друг на друга, срастаясь в нерасчлененное, взаимосвязанное и взаимозависимое состояние перехода от потенциальной неопределенности к детерминации.

Таким образом, мы получаем идентичную по своей структуре формулу и в религиозном и в научном символическом аппарате, формулу, несущую одинаковую смысловую нагрузку. В научном языке это (p, A) =  наблюдаемое + состояние = среднее. В космогонических мифах и древней философии это - ТЕОС (ЛОГОС) + ХАОС = КОСМОС. Эту картину мира в разных терминах, но с одинаковым смыслом описывали античные философы (Платон, Аристотель, Плотин и др.), ее же описывает ведическая философия, например, система санкхьи: Пуруша (Дух-Теос) + Пракрити (Материя-Хаос) = Брахман (проявленная Вселенная-Космос); об этом же повествует египетская мифология: Озирис + Изида = Гор. "Тот, кто создает безостановочно миры ­– троичен. Он есть Брама – Отец; он есть Майя – Мать; он есть Вишну – Сын; это Сущность, Субстанция и Жизнь. Каждый заключает в себе двух остальных и все три составляют одно в Неизреченном. Так же описывается и ветхозаветное начало творения: "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.» И в этом случае из вод первозданного Хаоса рождается определенность земной объективности нашего Мира.
Возникновение физической реальности как одухотворение материи – закономерный результат большинства хтонических мифов, которые в основе своей предполагают борьбу между телом и духом, косной материей и одухотворенной плотью, унылым прозябанием темнице земного бытия и летящим потоком света в Небеса теургической свободы. Отсюда и творчество как вдохновение, и душа в христианстве как сплетение и борьба духовных и телесных (материальных) начал в человеке. И это не случайно, только так естественным образом можно описать процесс возникновения чего-либо вообще, когда следствие порождено причиной, в свою очередь состоящей из двух начал – активного и пассивного, имманентного любому действию. И, конечно, дело не в религиозной терминологии, свойственной человечеству большую часть его сознательной эволюции, но в самом процессе освоения человеком Времени - способе передачи социального опыта: миф, летопись, история, инструкция, в конце концов, предъявлены чередой событий-действий, образующих временную ткань доступную пониманию современников и потомков.

Хаос – как принцип энтропии

В широком смысле, в каком это слово часто употребляется в быту, энтропия означает меру неупорядоченности системы; чем меньше элементы системы подчинены какому-либо порядку, тем выше энтропия (хаос), как и в обыденном смысле хаос понимают как беспорядок неразбериху ,  смешение.
Этот термин использовался в контексте второго закона термодинамики, который гласит, что энтропия системы никогда не уменьшается, температурное равновесие (смерть) – это конечное состояние любой изолированной системы.

Для количественного измерения хаотичности (неупорядоченности) некоторой системы в физике и математике (теории информации, математической статистике) как раз часто и используется понятие энтропии, которая одновременно характеризует информационную ёмкость системы. Отсюда и изучение теории хаоса.

Грубо говоря, Теория хаоса гласит, что сложные системы чрезвычайно зависимы от первоначальных условий, и небольшие изменения в окружающей среде могут привести к непредсказуемым последствиям.

Пример энтропии на бытовом уровне : мы имеем файлы на компьютере в четко упорядоченном состоянии ( разложены по папкам, скомпонованы по темам). В наш компьютер вторгается вирус извне, который все перемешал и разогнал — образовался беспорядок. Значит во втором случае энтропия нашего порядка на жестком диске существенно возросла. Писатель из своих мыслей выстроил прекрасный текст а бездарный редактор разрушил эту конструкцию привнеся в нее множественные изменения — энтропия мыслей писателя положенных в виде слов на бумагу, которые составляли ранее сам текст, существенно возросла…

Интересно что в психоаналитической теории , энтропия – это степень, в которой психическая энергия становится недоступной для использования, после вложения ее в определенный объект. Обратите внимание, что это явно метафорическое значение параллельно оригинальному термодинамическому понятию. Можно предположить, как проиграется Хаос в гороскопах по темам дома где стоит, уже в подобном контексте.
Также и в социальной психологии, энтропия – это количество энергии, ставшей недоступной для осуществления социальных изменений и социального прогресса. Здесь наблюдается еще большее метафорическое расширение значения; просто неясно, какая форма "энергии" здесь имеется в виду. Утверждается, что с увеличением этой "социальной" энтропии связаны постепенный упадок и застой общества или культуры. 
В когнитивной теории имеется тенденция связывать понятие энтропии с неопределенностью. То есть чем выше неопределенность последствий любой ситуации, тем больше будет количество информации, содержащейся в ней, и тем больше будет энтропия – хаос.

*


Литература :

Лосев А. Ф. История античной эстетики, т. l. M., 198;
Светлов Э. Хаос и Логос.— В его кн.: Магизм и единобожие. Брюссель, 1971; GunkelH. Schopfung und Chaos in Urzeit und Endzeit. Gott., 1895,1921.
T.Ю. Бородой , 
Н.В. Панчишин, Павленко А.Н. "Место «хаоса» в новом мировом «порядке»".







Cigarettes After Sex







Carta Marina



«Carta Marina» — одна из самых ранних и самых достоверных исторических карт Северной Европы, созданная шведским церковным деятелем, дипломатом и писателем Олафом Магнусом. После того, как он и его брат были вынуждены покинуть Швецию (1530), Олаф до конца жизни занимался изучением её истории и географии. Результатом этой работы стали Carta Marina и комментарии к ней — книга Historia de Gentibus Septentrionalibus (История северных народов). Карта была напечатана в 1539 в Венеции в количестве всего нескольких экземпляров с посвящением Патриарху Венецианской республики Джироламо Квирино (итал. Girolamo Quirino), при поддержке которого Олаф смог закончить работу. Источниками для карты ему послужили собственные путевые заметки, карты скандинавских моряков и карты из  Geographia ( География)  Птолемея.
Карта размером шириной 1,70 м и длиной 1,25 м разделена на 9 (3×3) частей размером 55×40 см, отмеченных латинскими буквами от A до I. Этого требовала технология производства — каждая из частей отпечатывалась отдельно. Комментарии к карте были переведены Олафом на итальянский (Opera breve) и немецкий (Ain kurze Auslegung und Verklerung der neuuen Mappen) и напечатаны отдельным тиражом. Однако к 1574 году все экземпляры карты оказались утерянными, и только эти комментарии оставались свидетельством её существования.
Один экземпляр карты был найден Оскаром Бреннером в 1886 в библиотеке Мюнхена (Hof- und Staatsbibliothek, сейчас Bayerische Staatsbibliothek) в Германии, где и находится до сих пор.
До этого времени картой Олауса Магнуса было принято считать карту, помещенную в базельском издании «Истории северных народов» 1567 г. как в латинском, так и в немецком ее варианте. Она была составлена переводчиком книги Олауса Магнуса на немецкий язык Иоганном Баптистом Фиклером на основании работ Олауса Магнуса, Сигизмунда Герберштейна и Герарда Меркатора.
Позднее, в 1961, ещё одна копия была обнаружена в Швейцарии и уже в следующем году была приобретена университетом Уппсалы у частного лица за 150 000 шведских крон. В настоящее время этот экземпляр находится в библиотеке университета Carolina Rediviva (en), где он выставлен для всеобщего обозрения.
Эти две копии являются уникальным документом эпохи Возрождения и являются бесценным источником для исторической картографии и истории культуры европейского Севера. Кроме детального изображения географических объектов, на карте присутствует более 100 миниатюр, изображающих реальных и фантастических животных, местные обычаи и костюмы, исторические события.


 «Carta marina» Олауса Магнуса относится к так называемым портоланам, или компасным картам. Украшенные многочисленными рисунками этнографического и политического характера» венецианские портоланы славились своей точностью и были широко распространены в XV-XVI вв. Поэтому неудивительно, что карта Олауса Магнуса во многом им подражает. Но его работа является новым шагом в географической науке, т. к. наряду с розами ветров, обычными для портоланов, Олаус Магнус применяет и градусную сетку, что для них не является характерным.
Кроме того, для составления «Carta marina» Олаус Магнус использовал многочисленные переиздания «Космографии» Птолемея с различными картами, описания путешествий, лоции. Но, прежде всего, он пользовался в работе над картой собственными наблюдениями, полученными в поездке по Скандинавии.
Благодаря привлечению новейших сведений северные страны на «Carta marina» получили очертания много вернее тех, которые были на более ранних картах Клаудиуса Клауса и Якоба Циглера. Основанная на достижениях географической науки XV-XVI вв., карта Олауса Магнуса открыла собой новые пути для дальнейших изысканий. Впервые средневековые ученые получили более верные сведения о Скандинавии и о европейском севере. Наиболее точно на карте изображена Швеция, менее верно Норвегия и Дания и острова Исландия и Гренландия, которая в отличие от карты Якоба Циглера изображена в виде самостоятельного острова, отделенного от Европы проливом. Тем самым карта Олауса Магнуса показывает, что возможен морской путь вокруг Скандинавии на восток. Правильное направление получили Финский и Ботнический заливы Балтийского моря, хотя оба они слишком вытянуты с севера на юг. Ошибка в вычислении, из-за которой самая северная точка Скандинавии (70°) перенесена далеко к северу (почти 90°), перешла во многие картографические работы XVI-XVII вв. о северных странах, в том числе Меркатора и Ортелия.
Для объяснения «Carta marina» Олаус Магнус составил краткий комментарий на латинском языке, помещенный на самой карте. Немного позже, в том же 1539 г., он издал два отдельных комментария на немецком и итальянском языках.
Наиболее подробный комментарий «Opera breve» предназначался для Италии и других стран южной Европы. Уже в первых его строках Олаус Магнус говорит о том, что Скандинавия не была известна латинским и греческим писателям, которые за северную страну принимали Германию. Не знали о ней и в более поздние времена. Олаус Магнус в этом комментарии изображает Швецию и другие северные страны Европы более культурными и более развитыми, чем южные, в том числе и Италия.
Комментарий на немецком языке, «Auslegung», менее обстоятелен, но в то же время более объективен. В нем меньше преувеличений, а вместо пространных рассказов «Opera breve» о жизни народов Севера, «Auslegung» ограничивается только намеками на необычайные явления, происходящие в королевстве готов. В основном же «Auslegung» подробнее останавливается на конкретных деталях и избегает возвышенного стиля.
Кроме Скандинавских стран и Финляндии, Олаус Магнус изображает на «Carta marina» государства, имеющие выход к Балтийскому морю, – Германию, Польшу, Ливонию, а также часть Московского великого княжества (Moscoviae pars), включающую в себя Белую Русь (Russia alba), район Новгорода, Черную Русь (Russia negra) и русские земли, расположенные по берегам Белого моря, и Карелию. Источниками для изображения «Московии» на карте Олауса Магнуса служили рассказы очевидцев (путешественников и купцов), разнообразные сочинения о России и, вероятно, какие-то карты.
Сохранилось несколько карт, изображающих Московское государство или часть его, примерно этого времени. Одна из них – карта, составленная Вальдземилером в 1516 г., возможно, была известна Олаусу Магнусу, но о знакомстве с ней ничто не напоминает и его трудах.
Другая карта, относящаяся, по-видимому, к 1525 г., была составлена Баттистой Аньезе по рассказам русского посла Дмитрия Герасимова, которые служили источником для книги П. Иовия. В ней обнаруживается некоторое сходство с «Carta marina» Олауса Магнуса. Восточная береговая линия Балтийского моря на обеих картах имеет похожие очертания. Сказывается влияние карты Баттисто Аньезе и в появлении в «Auslegunge» описания пресловутого болота в центре России, из которого берут свое начало реки Западная Двина, Волга и Днепр. У Аньезе или у Иовия заимствовано также название Северного Ледовитого океана – «Oceanus Scithicus».
Но ни в сочинении Иовия, ни на карте Аньезе нет Белого моря, Кольского полуострова и Карелии. Сведения об этих районах взяты либо с несохранившихся карт, либо из рассказов русских и скандинавских воинов, охотников и рыболовов, неоднократно посещавших эти земли и, возможно, составлявших какие-то планы, служившие им ориентиром для повторного путешествия. Кроме того, огромный материал о Кольском полуострове (Биармии на карте Олауса Магнуса) дали древние саги и сочинения скандинавских писателей XIII-XIV вв. (Саксона Грамматика, Снорри Стурлусона и др.) о поездках норманских викингов в Биармию. Кольский полуостров, Карелия и Белое море появляются на карте Олауса Магнуса впервые в истории картографии. Превращение Белого моря (Lacus Albus) в озеро, образованное из Кандалакшского и Онежского заливов, вероятно, объясняется влиянием карты Якоба Циглера. На ней также есть «Lacus Albus», но это Белое озеро нынешней Вологодской области, перенесенное почти на место Ладожского озера. Северо-восточным побережьем Белого моря на «Carta marina» служит южный берег Кольского полуострова, изображенного в виде перешейка, по-видимому, соединяющегося с материком где-то в районе Северной Двины.
Появление на карте Олауса Магнуса Карелин и Кольского перешейка с городами Выборгом и Кексгольмом говорит об использовании какого-то неизвестного письменного, возможно, русского источника, содержащего сведения об этих местностях, какой-то карты, а может быть, описания севера России.
Необходимо отметить, что карта Олауса Магнуса, как и его книга, не лишена политической направленности. Автор стремился представить Швецию самым могущественным государством в Европе, которому принадлежит огромная территория на Севере. Чтобы показать, какие земли Восточной Европы находятся пол шведским владычеством, Олаус Магнус помещает на них гербы своего государства. В ряде случаев эти гербы стоят на территории, не принадлежавшей шведам, например, на Белом море с близлежащими землями и всей Восточной Карелии до Ладожского озера.


  • Фрагмент A
Сравнительно большое количество кораблей в этом фрагменте указывает на оживлённость торговли между Исландией и остальной Европой, в первую очередь с Ганзой.
Сражение между кораблями Hamburger и Scott (по центру левого края) можно объяснить торговой конкуренцией между Ганзой и Англией иШотландией.
Морские завихрения (правая нижняя четверть), не повторяющиеся в таком количестве нигде более на карте, указывают, по мнению Россби и Миллера, на так называемый Исландско-Фарерский фронт (Island-Faroes front), разделяющий тёплые воды Гольфстрима и потоки холодной воды с севера. Разница температур воды (в 5 °C) создаёт характерную рябь на поверхности, о которой Олафу Магнусу могли сообщить мореходы.



  • Фрагмент B
Можно предположить, что морские чудовища не случайно нападают на корабли с названиями Dani и Gothi из стран, поражённых «лютеранской ересью»[4].
Также большое количество чудовищ, в частности в северной части карты, может быть отсылкой к так называемому «Морю червей» — морском участке, по которому боялись плавать даже викинги, говоря о немыслимых полчищах червей, проедающих днища их деревянных суденышек.
Периодически появляющиеся у берегов Гренландии брёвна оказались сибирского происхождения. Лес, вынесенный реками в Северный ледовитый океан, вмерзает в лёд, дрейфует вместе с ним и в тёплые годы вытаивает в Атлантике
Рыбак на замёрзшем озере (справа, у буквы H) глушит рыбу, ударяя дубинкой по льду.



  • Фрагмент C
Отмеченный буквой D Магнитный остров (Insula Magnetu), ближе к правому верхнему краю, у которого компасы перестают функционировать, Олаф поместил к северу от Скандинавии, «в 30 милях от Северного полюса».
Белое море, отмеченное буквой F, изображено здесь как озеро (Lacus Albus).
Буквами q и O отмечены московские купцы, перетаскивающие свои лодки между озёрами.



  • Фрагмент D
У южного побережья Фарерских островов (Fare) изображена скала, с указанием для мореходов, что она даёт «отличную защиту от шторма».
Шетландские острова (Hetland) охарактеризованы как «плодородная страна с самыми красивыми женщинами».
Изображен остров  Tile (Thule)— легендарный остров на севере Европы, описанный греческим путешественником Пифеем (ок. 380 — ок. 310 гг. до н. э.) в его сочинении «Об Океане» (греч. Περί τού Ωκεανού, лат. De Oceano). В Средние века Туле часто отождествлялся с Исландией, Фарерскими, Шетландскими, Оркнейскими и Гебридскими островами или даже считался частью Британии, Скандинавии, Ютландии. Однако некоторые из древних авторов ставили под сомнение сам факт существования этого острова.



  • Фрагмент E
Отмечены месторождения железа, меди и серебра соответственно.



  • Фрагмент F
На этом фрагменте изображена в том числе территория Московского княжества: Московия (Moscovie pars) и Белая Русь (Russia alba).
Надпись «prelium glaciale» свидетельствует о Ледовом побоище. Событие это произвело в Европе настолько глубокое впечатление, что Олаф Магнус поместил упоминание о нем на карту, хотя с момента битвы до выхода карты прошло почти триста лет.
Вооруженные конники и пушки на льду Финского залива (Mare Finonicum) символизируют русско-шведскую войну 1495-1497 годов. По мнению автора карты, русские потерпели поражение: рядом с фигурой убегающего русского, бросившего лук и колчан, надпись "sle nove perdita pugna" ("снова биты, сражение проиграно"). Данное мнение автора обосновывается не столько фактическим результатом войны, сколько его принадлежностью к одной из сторон конфликта: он был не только картографом, но и шведским дипломатом и католическим деятелем.
На льду Финского залива также изображены конькобежцы с коньками на ногах и палками для отталкивания в руках (отмечены буквой L).
В нижнем правом углу фрагмента изображён (Magnus Princeps Moscovitar) великий князь московский, в год опубликования карты — Иван Грозный.
Чуть выше изображена ловля горностая (на карте подпись «hermelini») с помощью деревянной ловушки, так называемой кулёмки.
Крепость Ivan grot в устье реки напротив Нарвы — это Ивангород.



   Фрагмент G

Часть британских островов (слева).



  • Фрагмент H
На побережье Пруссии — сборщик янтаря (отмечен буквой D).



  • Фрагмент I
Внизу в центре изображён король польский и великий князь литовский — Сигизмунд Старый (Sigismundus Rex Polonie Magnus Dux Lituanie).
Справа перечислены народы, которые «согласно единогласным утверждениям древних авторов» происходят из Скандинавии. Среди них готы,остготы, вестготы, жители Самогитии и многие другие.

Территория современной Беларуси на карте разделяется на Белую Русь (Russia Alba) и Чёрную Русь (Russia Nigra).